Дарья РОМАНЧЕНКО

ВТОРОЙ ДОМ
ПОЛКОВНИКА

– Ты права, дорогая, назовём его Валентином. Ты никто, дорогая, но именно такая, как ты, и может совершать самые правильные поступки. Валя, Валюша, День святого Валентина, Валенсия, Валдай, валиум. Ты всегда права, дорогая, потому что ты никто. Я в тебе не ошибся. – Полковник держал на руках нового сына. Он проверял сыновей словами, Полковник, который никогда не воевал, – чем ему ещё проверять своих сыновей? – Ты должен выжить, Валентин, валидол, волокита, твоя мать – самое жизнеспособное, что есть в этом мире. Вот, первая жена моя, Анна, аннигиляция, берёзовая верёвочная жена моя – где она теперь, а сынишке скоро двадцать, твоему старшему брату. Тебя зовут Валентин, а его Володя, Владимир, власть, влажность, волос, воля, влагалище. Дети не умирают от пневмонии, им не по кому чахнуть. И ты, святой Валентин, аврал, Авель – ты должен выжить, чтобы у меня не было никаких проблем... – говорил Полковник.

* * *
Но через пару дней пришла весть. Валентин умер, так и не поборовшись как следует. Жена, успевшая запастись детскими тряпками, первыми в своей жизни, оставила их аккуратно разложенными по полочкам. Она не горевала, нет, она быстро оправилась после неудачных родов и вела себя как будто ничего не произошло. Даже наводила порядок в новой детской, даже перетаскивала с места на место погремушки для малыша. Полковник восхищался реакцией жены: какая мудрость – вести себя, словно трагедии не было (а может, она хочет завести другого Валентина?), он так восхищался (какой верный замысел: она просто забудет про несостоявшегося сына, как про сломанную побрякушку, она отличный психолог), так восхищался, что забыл погоревать сам, предоставив ей одной молча похоронить сына. Вскоре то время, когда жена навещала пустую детскую, прошло, во втором доме Полковника стало вновь спокойно.
– Я никогда не буду корчиться от боли или удовольствия, мой идеальный дом – это бесконечное затишье, я не буду помнить истерики Анны, я рассказываю каждый день на кухне о работе, моей абсолютной работе, когда я готовлю молодых курсантиков к тому, чего, возможно, не будет никогда, и получаю за это содержание, которое не тяготит меня, не похожее ни на роскошь, ни на бедность, я никогда не болею, но навечно устал, прилагая лёгкие усилия для того, чтобы почувствовать плотность воздуха вокруг себя, тепло и материальность мира, который выстроил я, спасшись от бури...
Пивная забегаловка военного городка, новый телевизор, командировки, преподавание в военном училище. Пляжи, парикмахерские, телефонные номера подруг, образ настоящей офицерской жены, магазины и обеды для мужа. Учёба, ночные клубы, порножурналы, девушка – включить в ванной воду, чтобы их не было слышно. Год, два, три, семь.

– Но если ты не личность, как ты можешь сойти с ума? – рассуждал Полковник. – Вот Анна, она – да, а ты, специально такую выбирал, чтобы не любить, чтобы не было проблем. Ты плачешь в этом бордовом бархатистом кресле, дорогая, ты свихнулась, всё-таки свихнулась, как можно отдать в школу сына, которого нет, а где второй, третий – должна была родить, а ты за мертвецом ухаживаешь...
У Полковника кружится голова. Уверенный в мудрости своей жены, он ищет повсюду в доме следы погибшего Валентина, находит детские вещички – то ли старые Володькины, то ли купленные семь лет назад про запас, школьные учебники на дальних полках, то ли нового сына, то ли старого. Ему чудятся звуки игры и детский смех. Приходит Анна, глубоким вечером, и, щурясь от удовольствия, обнимает и уводит какого-то белобрысого мальчишку, который изо всех сил сопротивляется и не хочет идти спать. Анна потакает ему и оставляет подле себя поиграть, а Полковник любуется, хотя в действительности он питает отвращение к материнству, его неестественной тесноте и влажности, его животной радости и героизму, способному обратить женщину в кусок окровавленного, но дьявольски мощного мяса. Однако сейчас всё не так, Анна тискает белобрысого мальчишку, играет с ним в сумеречной комнате, поднимает и кружит его, со смехом валясь на диван рядом с Полковником, лепеча, как ей по душе второй его дом, и навещать бы их почаще.
Через неделю это становится невыносимым, и Полковник сдаётся. Деньги на “школу” – небольшие, жена наверняка купит себе на них какую-нибудь тряпку и успокоится. Он откупается от совместного сумасшествия и уходит в себя.
Володька ещё холост, подолгу сидит в пустующей детской: мечтает, умник. И снова – мир...
Давайте заасфальтируем дорожки военного городка, поставим на подъезд железную дверь, обновим детскую площадку, выберем, наконец, мэра, подметайте в коридоре, увезите из-под двери этого алкаша, несите книги в благотворительный клуб, выручите соседку подсолнечным маслом, собирайся скорее, дура, а то мы не попадём на спектакль. Я ещё не стар, отлично сдаю нормативы, выщипываю с висков седые волосы, ночью прихлёбываю из фляжки коньяк, вспоминая об Анне-аномалии, кладу руку между ног, делаю по утрам пробежку с чёрным спаниелем, время идёт, и всё спокойно, спокойно. Война, кажется, навсегда пролетела мимо, прекрасный дракон, для поклонения которому рождён был Полковник. Не дай бог – один на один с драконом, просто знай, что он есть, и готовься к встрече каждую минуту. Всё – ради неё, а пока лишь – битвы слов, курсантики, вопрос-ответ, вопрос-ответ.

– Что делает эта девчушка у нас под окнами? Эй, у Володьки снова появилась воздыхательница! Не стесняйся, заводи её домой, мы со старушкой сбегаем в кино. – Ты не понимаешь, па, у нас просто дружеские отношения. – Просто? Так лечи своё просто, а то будешь век холостой. – Пап, это девушка Валентина, я бы с удовольствием, но брат есть брат. – Полковник расхохотался. Всю юность мечтал отчебучить что-нибудь в этом роде, а тут Анна. – Только будь поосторожнее с этими романтичными, о-хо-хо, умоляю! – Папа, я же сказал, что это девушка Валентина, она

Скачать полный текст в формате RTF