“малая частица мира сего, зовущаяся солдатом, должна противостоять двум страшным силам, тем, что впереди, и тем, что сзади, исхитриться должен солдатик, устоять, уцелеть в огне-полыме, да еще и силу сохранить для того, чтобы в качестве мужика ликвидировать все последствия разрушений, ими же сотворенных, умудриться продлить род человеческий...” Человек и разрушает, и созидает. Все поставлено на весы, и какая чаша перетянет, зависит от сердца, от души, сохранена ли она непорушенной, нерастраченной, непотравленной. Способна ли она не просто сохранить свою жизнь, но и даровать ее другому, “продлить род человеческий”.

“...об этой войне столько наврали, так запутали все с нею связанное, что, в конце концов, война сочиненная затмила войну истинную”.
Открывая роман Ф.М.Достоевского, читатель попадает в мир, выстроенный фантазией и деяниями главного героя, сформулированный им. Между этим сканированным из подсознания миром и эмпирической действительностью 19 века – дистанция громадного размера. В 20 же веке, как показал Астафьев, все перевернулось с ног на голову. Фантасмагория, вылепленная из завораживающих человеческое воображение заклятий, типа “станете как боги” материализовалась, приобрела совершенно реальные, зримые очертания. Заслонила собой совершенно все, затмила ум, заволокла непроницающей для солнечных лучей пеленой глаза. “Видимость, обман, ложь во спасение, ложь каждодневная, навязчивая, и уже сомневаться начинаешь: может, ложь-то и есть правда, а правда-то и вправду ложь”.
Нам лишний раз показали, что человек сам формирует внешний, окружающий его мир, вернее интерпретирует его, постепенно становясь заложником собственной же интерпретации. Когда у тебя болит зуб, ты проклинаешь все на свете. Когда отворачиваешься от очевидного, отвергаешь Бога, создаешь себе идола, тельца золотого или просто склеиваешь из обрывков своих скудных знаний о мире воздушные замки. И хочешь ты или нет, забывая Бога, начинаешь общаться с “врагом рода человеческого”, попадаешь в тенета видимости, обмана, лжи... Чтобы избавиться от этой тотальной, всепоглощающей неправды, есть только одно средство: знать правду, говорить, кричать о ней. Это и делает Астафьев, для этого и предназначен его труд. Автор беспристрастен, честен до конца, он будто предстает перед Господом с ходатайством за человека. С ходатайством за тех малых мира сего, совершающих изумительные подвиги героизма: просто живущих на войне, работающих здесь. Автор – библейский Иов, взывающий к Господу за всех слепо верящих, сильно уставших, приспособившихся, яростно желающих выжить, ненавидящих и возлюбивших жизнь. За тех, чьими телами усеяны реки, поля, овраги, кто шел, зная, – за великое дело, здесь решается судьба. А на поверку выясняется, что все это только обманный маневр и главный удар придется вовсе не здесь. Главный, второстепенный... – только на карте, передвигая картошку, так можно сказать. Здесь же на плацдарме в пыли, грязи, посреди сонма вшей, решаются судьбы людские и маленькая частная судьба всего человеческого рода.

г. Северодвинск

Анатолий ИЛЕНКО

* * *
Была ли для грусти в те годы причина?
Еще бы, конечно, была...
Серьезной причиной являлась дивчина,
Что в нашей деревне жила.
Мы сохли по этой хорошей девчонке,
Как сохнет под ветром роса.
Кружили нам голову стан ее тонкий,
В простых завитушках коса.
Красавица в плен никому не сдавалась,
Наверное, принца ждала.
При встрече любому из нас улыбалась, –
Так только она лишь могла.
Я в стае парней не являл исключенье,
Хоть глубже других и вздыхал.
Любви придавал я такое значенье,
Какое сам Бог придавал.
В весеннюю ночь, словно чуду поверив,
Не веря в себя самого,
С надеждою тайною вышел из двери
И встретил свое божество.
Но мне не об этом подумалось нынче,
А вспомнилась трель соловья,
Который, неистовой страстию взвинчен,
Всю ночь нам свистел у ручья.
Давно та девчонка мне стала женою,
Наш дом на крутом берегу.
Но что соловей тогда сделал со мною,
Понять до сих пор не могу.

* * *
Твой дом как дом, таких в деревне много.
Резные ставни, в окнах теплых свет.
Растет сирень у самого порога,
Где на любовь я молча ждал ответ.

Он стал родным мне, дом твой с низкой крышей,
Хотя я в нем ни разу не бывал,
И слов ответных так и не услышал,
Но он всю жизнь мне душу согревал.

Грустит один иссохший куст сирени,
Из старых окон не струится свет.
Готов я встать пред домом на колени,
Пусть в нем давно тебя – я знаю – нет.

г. Кемерово