<<

Андрей РУДАЛЁВ

 

 

 

ОПРАВДАНИЕ
ЧЕЛОВЕКА

 

(по роману Виктора Астафьева “Прокляты и убиты”1 )

 

 

 

Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен. Теперь всё боль и страх. Теперь человек жизнь любит, потому что боль и страх любит. И так сделали. Жизнь дается теперь за боль и страх, и тут весь обман. Теперь человек еще не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет все равно жить или не жить, тот будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам бог будет. А тот бог не будет.
Кириллов (Достоевский Ф.М. “Бесы”)

Что до меня касается, то я убежден только в одном... – сказал доктор.
– В чем это? – спросил я, желая узнать мнение человека, который до сих пор молчал.
– В том, – отвечал он, – что рано или поздно в одно прекрасное утро я умру.
– Я богаче вас, – сказал я, – у меня, кроме этого, есть еще убеждение – именно то, что я в один прегадкий вечер имел несчастие родиться.
Из разговора доктора Вернера и Печорина (Лермонтов М.Ю. “Герой нашего времени”)

В России так много прививалось всего противоестественного, в том числе и революция, которую пробовали прививать во многих странах, но удалось только у нас. Есть такое русское слово “порча”. Мы даже не понимали, какой порче подверглись. Не знаю, как ты, а я в себе то и дело нахожу привычку к прежней жизни, какое-то согласие с ней. Хотя вроде бы все время ей сопротивлялся, не состоял ни в пионерии, ни в комсомоле, ни в партии. И в писательстве пытался вырваться из-под этой могильной плиты. Делать это было очень трудно. Я не уверен, что и до конца жизни мне удастся освободиться.
В.Астафьев (интервью “Литературной газете” 1995. 8 февр. № 6)

Книга эта и не об апокалипсисе, не о конце света, хотя в ней и можно узреть некоторый эсхатологизм. Нет, это не конец, а просто обнажение некоторых закономерностей. Не конец, потому что тот же мертвенный Великокриницкий плацдарм, воронкой утопающий в землю, по словам самого же автора, через лет десять “покроет толстой водой нового, рукотворного моря и замоет песком, затянет илом белые солдатские косточки”. И вопрос здесь не об историческом пути, а скорее о том движении, в котором находятся люди, построенные или даже наскоро сбитые в некий отряд, бесконечно кем-то погоняемые. Вопрос не в том, что мир плох, а в той порче, той заразе, которой оказался подвержен человек. Почему он трухляв и с гнильцой внутри, почему еще до своей физической смерти он медленно разлагается, превращаясь в студенистую,

 

 

 

 

пахучую кашицу? Тот необычайно горделивый, тщеславный, который сам себя мнит за пуп земли, после смерти – уродливей и страшнее всех других тварей земных. Да, впрочем, и смерть эта не где-то там далеко, она вчера еще посетила сей дом и потравила живших в нем. “Не убий”... Как можно придерживаться заповеди сей, когда все вокруг мертвы. Работая над романом “Проклятые и убитые”, Виктор Астафьев написал повесть “Так хочется жить”. В интервью “Литературной газете” (1995. 8 февраля, № 6) писатель так объясняет выбранное название: “Слова эти произносит в повести, как заклинание, человек, который видит, что недолго ему быть на земле, что скоро, скоро помрет: “Давай выпьем, брат. Будем жить. Так хочется жить”. Всем хочется жить. Надо довести до крайнего состояния, чтобы хотеть: “Скорее убило бы”. Видимо, жизнь – и награда, и мучение, и какой-то период, данный тебе в мироздании, что ты должен особенно его пройти, протосковать это время о жизни всей. Сейчас люди особенно тяжело умирают, им внушили, что сгниют, что черви их съедят. Быть может, это самое тяжкое преступление коммунистов, что сделали людей атеистами, лишили веры в небесное будущее. Что там свет, там Бог, там Богородица”.
Астафьев жесткий писатель, предельно откровенный вплоть до жестокости. Но даже когда астафьевская правда о человеке обнажает все самое худшее, непотребное, воспринимаешь это не как приговор, а скорее за попытку оправдания. Оправдания той зловещей метаморфозы, когда один из героев недавнего сражения Щусь становится заурядным убийцей, которому плюют под ноги. Если кинуть взгляд в достопамятный 19 век, то у того же Гаршина все наоборот. Вспомним офицера Венцеля “Из воспоминаний рядового Иванова”, который особенно люто управляется со своими подчиненными, но при всем при этом его рота всегда была одета, накормлена, в ней не было штрафников. Он, казалось бы, ненавидящий простого неотесанного мужика-солдата, плачет, искренне убивается по павшим в бою. Что же сейчас ломает человека, заставляет его совершать зло, идти на самые тяжкие грехи?.. Нет, это не конец, хотя и накопилась критическая масса. Не апокалипсис, за которым “новая земля и новое небо”, а от прежнего мира, прежних людей остается только “героическая могила с цветами”.
Грязь, холод. Замерзшие нечистоты, которые каждый раз отдалбливают у входа в казарму. И на этом фоне далеко не самые лучшие проявления души человеческой... Но всему этому не веришь, все это кажется какой-то неправдой, ужасным сном, в который впал вдруг весь мир. И тем правдивее, тем искреннее представляется в первой части прекрасное царство приро

 

 

 

Скачать полный текст в формате RTF

 

 

 >>

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 3-4 2005г.