| |||||
<< | Валентин КУРБАТОВ
Из книги
Голгофы и Вознесения
С радостью и утешением повернусь теперь к другому автографу Виктора Петровича того же 86-го года. Хотя свет автографа родился из причины куда как болезненной. Мы незадолго перед этим поссорились с Виктором Петровичем из-за его “Печального детектива”. Книга показалась мне мрачнее реальности. Тем более я знал рукопись раньше, и мы уже говорили о ней. Виктор Петрович предполагал, что найдет светозарный женский характер и вся тьма уравновесится. Но тут пришла пора горячей перестроечной литературы, на Овсянку налетел редактор “Октября” Ананьев, умевший слышать потребности времени, и выхватил рукопись как есть. Ну я и написал Виктору Петровичу, что жизнь мудрее его книги, что когда прижмет и захочется человеку расчесться с жизнью и он уж и голову сунет в петлю, непременно или ребенок засмеется за стеной, или котенок заденет за штанину, или просто упадет в окно солнечный луч. Господь напомнит о себе, “переспросит”, точно ли подошел край, и человек еще может остановиться. А тут ни котенка, ни луча, ни детского смеха. Виктор Петрович сердито замолчал. А тут возьми и подоспей договор на предисловие к Мельникову-Печерскому, которое мы должны были писать вместе. Ну и Виктор Петрович прислал мне его подписать и угрюмо попросил прислать свою часть текста. Я тоже обиделся и написал ему, что он должен был понять, что при моей любви к нему, мне написать свое письмо было труднее, чем ему его прочитать. Он позвонил: ладно, приезжай, разберемся. Я прилетел.
Книга В.Я.Курбатова “Подорожник” печатается в Иркутске, “Издатель Сапронов”.
|
оставлены до моего приезда. И нарочный был выслан на дорогу: едет! Ну вот тут фуфайку на плечи, шапку набок и за лопату! Дескать – пока вы тут, щелкоперы и крытики (он всегда произносил это слово так), катаетесь взад-вперед, русский писатель в земле ковыряется, в поте лица картошшонки себе на пропитание добывает. Этот милый театр был так детски-простосердечен, что можно было только улыбнуться и еще больше полюбить Виктора Петровича. Потом мы неделю работали в Овсянке, заканчивая день утомленно-отрадными вечерними прогулками, и я был счастлив его недолгим покоем, его краткой внутренней тишиной и вместе с ним не мог нарадоваться легкому золоту вечеров, бабьему лету, енисейскому долгому дыханию, от которого мы, страшась за его легкие, держались подальше, но которое слышали как успокаивающее дыхание. И “детектив” изживался в его и моей душе. Я думаю, что, в конечном счете, все же главное вот это – Енисей, береза на скале, светлая осень, и когда придет последний час, все это и будет видением, а не злодеи, лжецы, лицемеры и ворье... Ни он, ни я не знали, что настоящие “лжецы, лицемеры и ворье” еще впереди, как впереди и настоящие его страдания. И настоящее его освобождение. И, заглянув вперед, вдруг найду страницу дневника 1988 года – года тысячелетия Крещения Руси, а в ней среди шума улицы редкую у Виктора Петровича встречу со священником, которая как-то таинственно увязалась для меня с воспоминанием о том приезде. Может быть, просто оттого, что я и приехал-то в Овсянку тогда как раз через два года после “детективной” встречи. 18 июня 1988
Скачать полный текст в формате RTF
| >> | ||
"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 7-8 2004г. |