Михаил ЛИТВЯКОВ, кинорежиссер

ВИКТОР АСТАФЬЕВ В КАДРЕ И ЗА КАДРОМ

Профессия режиссёра-документалиста подарила мне немало встреч с замечательными людьми. Но Виктор Петрович Астафьев занял в моей жизни особое место. Я знал его двадцать лет. Снял о нём три документальных фильма: “Виктор Астафьев” в 1983 году, “С Астафьевым за Царь-рыбой ” в 1994 году и “Всему свой час” в 2001 году. Последний имеет подзаголовок “С Виктором Астафьевым по Енисею”.
Мечта проплыть с писателем по великой сибирской реке, снять фильм в городе его детства, там, где он скитался, беспризорничал, жил в детском доме, не давала мне покоя с нашей первой встречи, пожалуй, даже раньше, с того момента, как я прочёл “Царь-рыбу”.
Недавно, разбирая свои архивы, я нашел письмо Виктора Петровича из Овсянки от третьего августа 1982 года. В те времена я работал на Ленинградской студии документальных фильмов и уже готовился к съёмкам своей первой картины об Астафьеве. Мы ещё не были знакомы лично, но я уже стал горячим поклонником его таланта. Вероятно, я запросил Виктора Петровича о времени, когда ему был бы удобен приезд съёмочной группы, и о возможности поехать в Игарку. Астафьев отвечал: “Слух есть, что осень будет ранняя. Осенью снимать рисково, конечно, а для Игарки и поздновато. Там может быть и должна быть уже зима. Впрочем, зимой в Игарке лучше, чем летом. Летом она гнилая, кислая, и комаров в ней тучи”.
Мы рискнули и приехали в Овсянку в октябре 1982 года. У нас были свои причины торопиться со съёмками. Астафьев не принадлежал к числу писателей, любимых советской властью. Когда выпускница ВГИКа Элла Давлетшина принесла на нашу студию сценарий об Астафьеве, Виктор Петрович жил ещё в Вологде. Там же находился и корреспондентский пункт нашей студии, где работал кинооператором Сергей Лаврентьев, муж Эллы. Их хорошо принимали в семье Астафьевых, и мы надеялись сделать картину быстро. Однако ГОСКИНО несколько лет подряд вычёркивало нашу с Давлетшиной заявку из тематического плана студии. Виктор Петрович тем временем уехал на родину, в Сибирь. Через год к нему присоединилась Мария Семёновна. Обстоятельства переменились, надо было в корне менять сценарий. И тут вышло очередное постановление партии и правительства об освоении Сибири и Дальнего Востока. Сибирь была в моде: строился БАМ, создавались гидроэлектростанции, осваивались новые месторождения нефти и газа. Фраза Ломоносова: “Могущество России будет прирастать Сибирью” — не сходила со страниц газет. Мы решили пойти на маленькую хитрость и назвали обновленный сценарий “Родина моя, Сибирь!”. Это сработало. Тему включили в план, но я понимал, что действовать надо без промедления, пока наше начальство не передумало. И, действительно, дальнейшая судьба фильма (в конце — концов, он вышел под названием “Виктор Астафьев”) оказалась непростой. Едва мы вернулись из экспедиции, как все работы по фильму и финансирование были приостановлены. Дальше я действовал на свой страх и риск, понимая, что съёмочный

материал невозможно защитить, он пропадёт, если не смонтировать, не озвучить, не превратить в готовый фильм. К счастью, у меня находилась в производстве и другая картина, часть монтажных расходов я мог “повесить” на неё. Дирекция студии, к её чести, мне не препятствовала, но, главное, помогали люди. Авторитет Астафьева в среде творческой интеллигенции был так высок, что все, к кому бы я ни обращался, соглашались работать без гонорара. Композитор Шандор Каллош написал музыку к фильму, скрипач Давид Голощёкин исполнил импровизацию на тему “Прощания с родиной” Огинского, актёр Игорь Ефимов прочитал отрывки астафьевской прозы. Уже готовая картина пролежала на полке год, пока, наконец, была принята в ГОСКИНО с поправками и переделками… Однако, возвращаюсь к началу своего рассказа. Осенью 1982 года наша небольшая съёмочная группа: кинооператор Николай Волков, его ассистент Алексей Гребеньков, а также механик синхронной камеры, осветитель и я – всего пять человек, мы прилетели в Красноярск. В те времена ни поселиться в гостинице, ни получить машину, ничего нельзя было добиться без прямого указания Горкома КПСС. И потому первый мой визит был к партийному начальству. Меня довольно долго продержали в бюро пропусков, и, наконец, ко мне вышел инструктор. Я рассказал ему о цели приезда и передал официальное письмо студии. Едва услышав фамилию Астафьева, он недовольно поморщился и спросил: “Неужели для фильма с таким названием, как “Родина моя, Сибирь!”, в Красноярском крае не нашлось ничего более интересного?” Во мне всё кипело, но, стараясь быть предельно вежливым, я пояснил, что снимал и Красноярскую ГЭС, и Саяно-Шушенскую, и перекрытие Енисея, и многое другое, и даже получил Государственную премию, а теперь приехал ради замечательного писателя, которым его земляки могут гордиться. Инструктор пожал плечами: “Ну-ну, поживем — увидим”.В Овсянке мы прожили месяц. Мария Семёновна, изредка наведывавшаяся из Академгородка, однажды обнаружила, что мы заметно убавили запасы картошки в подполе у Виктора Петровича.
От мысли лететь в Игарку отказались, может быть, и из-за отсутствия денег. Я храню телеграмму со студии, в которой нам сообщают, что бухгалтерия отказывается выслать денежный перевод. Храню только потому, что сверху рукою Астафьева написано коротко и ясно: “Денег нет!”. И стоит его подпись. Но, скорее всего, дело было не только в отсутствии денег на эту экспедицию. Отношения с Виктором Петровичем и Марией Семёновной складывались не сразу, не вдруг. Крутой характер писателя хорошо известен его близ

Скачать полный текст в формате RTF