Ростислав ГОРЧАКОВ

НОВЕЛЛЫ ОБ ИГАРКЕ

В середине шестидесятых я перебрался из Ленинграда в Игарку, где неожиданно убедился, что ностальгия по белым ночам вовсе не спешит овладеть мною, как это не раз до того случалось на протяжении предыдущих лет работы на Сахалине. И дело было даже не в том, что весенние ночи на крайнем Севере оказались куда белее невских. Дело было в ленинградцах, собравшихся в Игарке в таком количестве, словно некие дерзкие экспериментаторы попытались создать за Полярным кругом филиал града Петрова. Временами — например, при виде толпы подписчиков, оформлявших вместе со мной квитанции на «Вечёрку», «Неву» или «Моряк Балтики» — у меня возникало почти мистическое ощущение пребывания не среди вечной мерзлоты, а в родном сороковом отделении на Лиговке. Ну, а уж о том, что творилось в Игарке по случаю очередного схода на берег капитана-наставника В.В.Конецкого или, скажем, при ежегодном праздновании практически всем городом Дня снятия блокады, и говорить не приходится.
Надо сказать, что дерзких экспериментаторов в новейшей отечественной истории и впрямь было хоть отбавляй, вспомним ли мы НКВД, исправно снабжавший енисейский Север ссыльными питерскими «троцкистами», или прославленный Комсевморпуть, активно вербовавший в Ленинграде всевозможных специалистов для новорожденных «морских ворот Сибири» — гидрографов и врачей, поваров и геологов, радистов и актёров. Надолго ставшая моим домом Игарка оказалась связанной с берегами Невы множеством прочных нитей.
Разумеется, на Енисей ссылали и вербовали не одних лишь ленинградцев, и всё же они отнюдь не затерялись в пёстром многонациональном смешении лиц, судеб и политических статей, каким с первых же лет своего существования стал новый порт на Енисее. Не последними среди причин подобного ленинградского своеобразия можно счесть высокий профессионализм и верность традициям питерской культуры. Но, вероятно, только этого было бы недостаточно, чтобы из поколения в поколения в Заполярье сохранялось особо уважительное отношение к слову «ленинградец». Ведь игарских немцев, греков, литовцев, финнов тоже нельзя было упрекнуть в измене традициям национальной культуры, а уж отличных знатоков своего дела всегда хватало и среди множества живших в Игарке сибиряков, архангелогородцев или, допустим, москвичей. Как мне представляется, ключ к пониманию причин особого отношения игарчан к ленинградцам дают слова главы игарских чекистов Курбатова, обращённые им осенью 1938 года к собственным подчинённым: «Пока полностью не вычистим отсюда ленинградский костяк, толку с нашей работы в Игарке не будет. Либо мы ихнее непокорство к чёртовой матери ликвидируем, либо проиграем город».
Чекисты проиграли город. Ибо любое людское сообщество живо сопротивлением. Как только оно прекращает сопротивляться — стихиям ли, трудностям ли роста или же начальственной тирании — оно неминуемо обрекает себя на гибель. Игарка сопротивлялась, и поэтому, вопреки усилиям палаческого ведомства, сумела пронести сквозь все годы сталинщины то самое «непокорство», которое вплоть до последних лет двадцатого столетия позволило ей остаться Игаркой, неповторимой и удивительной. Конечно, была в том и несомненная заслуга множества иных вольных и невольных её жителей, но память горожан неизменно отводила роль дрожжей в создании непокорного игарского характера именно ленинградцам.

Несколько новелл, посвящённых этим достойным людям, основаны на реальных событиях. Да послужит мой труд скромной данью признательности тем нашим землякам, кто и в страшное для всей страны лихолетье не дрогнул, не согнулся, не предал своей гордой принадлежности к «ленинградскому костяку».

— Тут вот какое дело, Машенька, — обратился Лавров к усевшейся перед ним на табурет загорелой девушке в длинной лёгкой косынке, заменявшей игарчанкам накомарник. — Вроде бы завтра к нам на «Рудзутаке» корреспонденты подойти должны. Почитай, целая агитбригада в наши края навострилась. И с Красноярска, и с Новосибирска, и, заметь, с самой Москвы. Я сюда с Липпом летел, так что обогнал их маленько. В основном они, конечно, насчёт лесоэкспорта интересуются, но кое-кто и на твою «Агроарктику» нацелился. Не мешало бы заранее обмозговать, чего и как тут им пропагандировать. Потому тебя и позвал. Что скажешь?
— Борис Васильевич, — девушка недоверчиво качнула головой, — я-то думала, вы меня по делу вызвали, гребла, как сумасшедшая, а вы… Газетчики какие-то. Просто смешно. Вы лучше скажите, семена с Туруханска привезли?
— Привёз, Машенька, привёз, — Лавров достал из кармана несколько аккуратно обёрнутых бечёвкой плотных пакетиков. — Держи. Всё, что ты просила, раздобыл. Раз для Марьи вашей, говорят, то какой разговор. Но семена семенами, а насчёт газетчиков ничего смешного я лично не вижу. Было бы смешно, никто бы тебя через протоку, поверь, гонять не стал. Я же говорю: надо обмозговать.
— Да чего тут обмозговывать? — удивилась Маша. — У нас уже и с «Советской Арктики» корреспонденты были, и американец после них по весне прилетал, чуть ли не каждый клубничный куст в теплице отщёлкал. Они мне не мешали, я — им. А от работы отвлекать я никого не стану, даже не просите.
— Вот! — Лавров назидательно поднял палец. — Это правильное слово: от работы никого не отвлекать. Ни-ни-ни! Больше того: будут расспрашивать про героев крестьянского заполярного труда — всё в целом, и ничего конкретного. А ещё бы лучше их на остров вообще — ни ногой. Тем более, катер портовской с лоцманами вниз ушёл, а на вёслах мы гостям положенной безопасности не обеспечим. Сошлись там, что вода ещё не спала, что причал пока не установлен, ну и всё такое… Поняла?
— Нет. Катер ушёл, так у людей моторки есть. Хоть и самопальные, а всё быстрей, чем на вёслах. Почему «Советской Арктике» или американцу на остров можно было, а этим — ни ногой?
— Потому, Маша, что «Арктику» с американцем в Игарку селекция твоя привела. Сорта, пуды, центнеры и прочее влияние протяжённости светового дня на сроки созревания. А нынешних гостей, как мне в Красноярске разные старые друзья подсказали, совсем другое в твоём хозяйстве интересует.
— Другое? Кроме селекции мы ничем другим не занимаемся.
— Так ведь это как посмотреть. Тут, понимаешь, партия перед всей страной задачу поставила извести сосланное кулачьё как враждебный класс, а в Игарке, получается, это самое кулачьё, вместо того, чтобы известись, клубничку с огурчиками выращивает, на разные американские вопросы весело отвечает и вообще в ус себе не дует! Соображаешь, какие оргвыводы воспоследуют по поводу такого нашего отношенья к враждебному классу?
— Да какой же он враждебный, если ту клубничку с огурчиками не для врагов, а для лесокомбинатовцев да детишек выращивает? А тундру кто круглыми сутками под картошку корчевал, враги что ли? Сами же говорили, что в Ленинграде вы меня из всего нашего института за трудовые

Скачать полный текст в формате RTF