<< 

Сергей ПОДГОРНОВ

 

ЗАБЕГ НЕУДАЧНИКОВ

 

Под небом голубым есть город золотой.
Б.Гребенщиков

 

Степа Побокин спросил:
– У тебя нет ощущения, что за десять последних лет мы оказались не просто в другом городе, а на другой планете? Вообще черт знает где??
А как же! Бывает. Очень даже бывает такое ощущение! Сейчас, правда, пореже чуть, ну, то есть, привык, втянулся, а так – да, само собой.
Степа иногда выдает такие вещи, что я и сам начинал обдумывать, да вот до конца не дошел.
Зато я отлично помню, как началось это великое переселение с планеты на планету.
Все завертелось в восемьдесят девятом, ближе к весне. В марте где-то – дороги еще держали. Мы тут у себя, в Асинске, со стоном и плачем выбирались из сухого закона и казалось, что ни в какой жар и холод нас уже бросить невозможно, ан – нет. Тут-то как раз и возник спор такого накала и ярости, что воспоминание о нем до сих пор опаляет тем еще огнем. А заспорили, чтоб вы знали, вот о чем: иностранцы всех нас скупят или не скупят на корню?
Дело как было. Испанская фирмочка изъявила намеренье цех открыть по изготовлению чипсов, однако не у себя, в Каталонии, а здесь, за Алчедатом, на Красной Горке, вдоль берега поднимешься и – вправо. Тут мы и обомлели!
Конечно, сразу переполошило слово “чипсы”. Так-то у нас картошку едят, только подкладывай. Но едят жареную, вареную, в конце концов – толченую; но никак не чипсовую. Тонкое испанское жульничество самые проницательные разгадали моментально: если начнут свое производить, они ж нас и есть заставят! А потом, наевшихся этой их соблазнительной хренотени, разомлевших и потерявших бдительность, всех нас можно взять голыми руками. Чипсы – это так, это лишь наживка, крючок под ней. Я в газете тогда работал, письма читателей через меня шли. Тех, кто считал: не скупят – были единицы. Зато и старые, и не очень старые асинцы, разрывая пером бумагу, корябали: скупят! И добавляли: у нас – кругом ископаемые. Того же мнения придерживались идейные борцы с рынком в здании горкома. Сам я, готовя обзоры для печати, изо всех сил упорствовал: нет! Хотя втайне надеялся – да! Чутье подсказывало: из ЭТИХ, нынешних директоров и первых-вторых секретарей, хозяев не получится. Разваливать производство они, конечно, умеют, слов нет, но для улучшения жизни в целом – такого умения может не хватить.
Прошло десять лет.
Цеха так и не построили.
Иностранцам наши ископаемые, даже те, которые в земле, оказались на фиг не нужны. В Асинске миновал передел разной собственности со стрельбой и поджогами. Джентльмены, ставшие директорами акционерных обществ, выглядят хуже испанцев.
Сам я оказался не нужен газете.
Мнение старых и не очень старых асинцев, моих оппонентов, всем сегодня, примерно, до того места, которое прежде в книжках не называли. А сами они лихо торгуют на остановках семечками и программами телевидения на неделю.
На этой новой планете всех нас в изменившемся городе разметало по углам и обочинам.
А вот идейные борцы с рынком устаканились там, где надо.
Последние оказались особенно удачливыми. Крепкие и еще больше посвежевшие, они ничего не выпустили из рук – ни власти, ни собственности. Ну разве что поделились слегка с теми, кто рвал без спроса. Они так и не стали хозяевами, но, оседлав перемены, старательно гнут их под себя и очень даже не без успеха. Остается дождаться, если жизни

 

 

 

хватит, когда они схлынут все вместе, одной волной. “Прощай, братки-и-и!!” – “Проща-ай, братушка!” – во как.
Вообще-то ветры перемен в Асинск хлынули рановато. Лет десять с прежней властью город бы еще наверняка продюжил – от пустых магазинных полок население, конечно, вызверилось, но не до такой степени, чтобы челюсти клинило намертво. Поэтому вздохи о колбасе по 2.20 до сих пор шелестят над асинскими улицами.
Но пока одни вздыхают – другим не до вздохов. Люди делают бизнес. Когорта идейных борцов торжественно влетела в рынок. Они уже там. Я не успеваю за их победной гонкой. Нас много таких – не слишком умеющих успевать. Мы со Степой однажды выясняли: это у нас окончательно или как? Ничего хорошего для себя не выяснили. И надо бы принять как должное: если есть вечные победители – есть и вечные побежденные. Но глупо гордиться поражением. Еще глупее отмахиваться от жизни, что стремительно и колюче, как куст шиповника, вырастает вокруг. Мне нечем пока ее поприветствовать, а то бы я обязательно ее поприветствовал. Несмотря ни на что, я люблю ее вкус и аромат. И эту сумасшедшинку, что в ней присутствует, я очень люблю. Более того, я не могу сказать: люди, мне нет дела до вас. Мне есть до вас дело. Мне нравится, что вы такие разные. И я ведь сам – я ничуть не сдался. Я все равно хочу пробиться в ряды баловней судьбы со своими семечками. Не уверен, что у меня что-нибудь получится, но, по крайней мере, еще одна попытка необходима.
Почему бы не сделать хотя бы попытку?

 

1. УТРО

1. В субботу в газете

В субботу в газете некролог и портрет старого знакомого – М. Погиб трагически.
На лавочке возле подъезда женщины, перебивая друг друга, обсуждали: шлепнули, как собаку, в собственном гараже. Пистолет и перчатки бросили тут же – ищите...
Впервые я увидел его в девятом классе. Из двух ближних восьмилеток к нам, как в общую кастрюлю, сливали тех, кто желал учиться дальше. Вместо одного девятого стало четыре. Вот тогда я и приметил парня – рослого, чернявого, самоуверенного и с апломбом. А кто ж из нас был тогда без апломба? Мы не дружили и даже, насколько помнится, не здоровались – не было общей компании. Получив аттестаты, почти все, как было принято среди выпускников нашей образцово-показательной, разлетелись из города кто куда – поступать в вузы. После четырнадцати лет дальневосточного турне я вернулся и очутился в редакции. Вот тогда-то вновь услышал о М. Оказалось, он закончил пединститут и преподает физику.
“И всего-то?” – подумалось в тот момент. В школьные годы представлялось, что он способен на большее.
Я не следил за ним, но время от времени со стороны долетало, что учитель он неплохой и даже больше того – замечательный, что ребятишки, и это редкость, души в нем не чают и что, вроде как, у человека действительно призвание быть педагогом. Ну и ладно.
Потом накатила перестроечная лихорадка, бойкая приватизация ничьего-всего-народного, митинговые твою-мать-дайте-денег и прочие увлекательные дела.
М. крепился долго, упрямо сея разумное, доброе, вечное по все больше густеющему чертополоху окружающей действительности, но пять лет назад и он, как ньютоново яблоко, сорвался с педагогического древа. Как у него закрутилось на коммерческой стезе, мне неизвестно, но какой-то ломоть из того, что было еще не прибрано, он успел-таки зацепить. Затем подвизался по той же части в местном филиале областного университета, причем почти сразу же пошли какие-то невнятные склоки между ним и директором.
На начало нынешнего года диспозиция такова: у него магазин, он хозяин и собственник и, вроде, гуляет сам по себе. Этот последний для него год был самым ярким.
Еще первый скворец не вернулся в скворечник, как в городской газете грянула его публикация на целую полосу

 

 

 

Скачать полный текст в формате RTF

 

 

>>

 

 

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 3-5 2003г