ПИСЬМО С УРАЛА

Павел БУШНЯК

К 600-ЛЕТИЮ УСПЕНИЯ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО

КРУТА ТЫ, РУССКАЯ ГОЛГОФА…

(отрывки из романа-реквиема)

“Он бросил меня в грязь, и я стал как прах и пепел”.
Книга Иова, 30-19

“Годы с 1917-го идут не дневными шажками, а десятилетиями,
время подкатывается вихрем. Вихрь, унесший Россию, вьется
над побережьем Океана, и здесь, на старых камнях,
каким трудом сложившаяся жизнь хряснула” .
Алексей Ремизов, из статьи об Александре Блоке “Десять лет”

П Р О Л О Г

На голой земле, на помосте ли, — словом, на чем-то горизонтально-эшафотном принимал муки смертные, крестные русоволосый исполин. Вернее, то уже и не человек был, а некое огромное, неуклюжее подобие его, странное существо, вытянутое, деформированное почти до неузнаваемости, с обезображенной, опухшей, потемневшей почти до гангренной фиолетовости широкой скуластой физиономией, с угрюмыми, закатившимися глазами, оскаленным — то ли в матерном, злобном рыке, то ли в яростном крике — ощеренным гнилозубым ртом.
Синели, напрягшись мощными мышцами, богатырские руки и ноги распятого великана, перепоясанные вздувшимися, выпирающими венами и сухожилиями, временами они порывались натужно, стремясь вырваться из сдерживавших их пут, взметнуться ввысь, бились в усилии, загребая скрюченными пальцами воздух, и снова замирали в бессилии.
Великан то хрипел, то стонал приглушенно, то выл — дико, протяжно, потом затихал на время… И вновь душераздирающие вопли пополам с рыданиями оглашали окрестности; иногда они напоминали, особенно той отборной площадной бранью, что прорывалась сквозь мычание и клекот в горле, крики пьяного мужика, завалившегося ненароком в канаву и там ворочающегося и буйствующего, не в силах выбраться на свет Божий. Доминировали в тех воплях, составляя их основной фон, хрипение с малоразборчивыми словами и проклятиями умирающего не своей смертью, в агонии мучающегося человеческого

существа, самого разнесчастного и замордованного на всем белом свете.
И некому было во всей Вселенной помочь страдальцу (напоминавшему поверженного, с разверзтой грудью голливудского Кинг-Конга), ибо уже не существовало в ней, казалось ему, таких ушей, кои способны были б воспринять его смертные клики. Вокруг царил единый, бесконечный космический вакуум, и лишь звезды в черноте ночи безучастно взирали на мученика, перемигиваясь изредка в оцепенении от мертвящей стужи, сковывающей немое, безжизненное пространство.
Синей, алой и бурой кровью наливалось и разбухало огромное океанское чудовище, крепко опутавшее поверженного богатыря. Кровь пульсировала, перекатывалась волнообразно в густой сети сосудов, пронизавшей его тело, странным, чуждым пятном выделявшееся среди песка и прибрежных скал.
То был огромный осьминог, собрат змеевидных ящеров, обнаруженных учеными в Марианской впадине в 80-90-х годах XX века. Он был порождением самых глубоких впадин Мирового океана, детищем тех рифтовых разломов, что сообщаются напрямую с инфернальными безднами и провалами земной коры, с самим Тартаром, где владычествует Сатана, Красный Дракон о семи головах. Об этом Драконе, как и о появлении Зверя из моря и Зверя из земли, напавших на людей, повествует Иоанн Богослов в своем “Откровении” .
Спрут, терзавший поверженного Болота, и был представителем того апокалипсического Дракона, посланным в наказание и в великое испытание русоволосому богатырю Дию за его незлобливость, безграничную доброту, доверчивость и беспечность, обломовскую лень, воловье терпение и простоту — ту, что хуже воровства. Прежде чем наслать на легковерного Дия страшный жребий Страстотерпца XX века, долго шумели, спорили, злобно визжали, шипели и брызгались ядовитой слюной те семь голов Врага рода человеческого, что царственно возлежит своим циклопическим чешуйчатым телом, заканчивающимся мощным колючим хвостом, в одном из самых огромных и мрачных залов Тартара. Длинные, обтянутые дряблой кожей драконьи шеи с яйцевидными головами, поросшими буйными, растрепанными черными волосами и козлиными бородами, долго и яростно хлестали, раскачиваясь, друг друга, замирая в бешеном сплетении и снова расходясь в стороны для еще более сильного размаха и удара. Бесовски сверкали при этом их глаза, пронзительные взгляды-угли коих фокусировались стеклами пенсне, венчавших высокомерно вздернутые носы пятерых из них, самых злобных и сварливых. Шестая голова, лысая, как пушечное ядро, была безголоса и лишь немо разевала рот. Решающим стал го

Скачать полный текст в формате RTF