Алексей ВУЛЬФОВ

ИЗ НОВЫХ РАССКАЗОВ

ЗА КАРТОЙ

“Благословенный край, куда пути не знаю, где Родина моя еще жива…”
М.Пробатов

Последнее время, по недавнему снятию секретов, много продают повсюду топографических карт областей центральной России. Наверное, это одно из весьма немногочисленных добрых обретений минувших перемен… Я охотно покупаю красивые цветные карты. Взял сегодня вечером такую с полки, разложил на столе и, немало табака выкурив, пробыл с нею наедине целые часы времени, остановившись взглядом на одном из квадратов карты.
“Сплошные горизонтали проведены через 50 метров. Проекция равноугольная, поперечно-цилиндрическая Гаусса” — как замечательно!
Восхитительно непонятный язык точного ремесла. Сплошь трогательные прямоугольники. Деревень и мистическая вязь грунтовых дорог. Редко наметится червовый сосудик асфальтового тракта. Невеликую по нашим понятиям местность изображает квадрат — 150 на 150 всего-то верст, впрочем, вполне достаточных для существования иного государства. Увлекаясь, волнуясь, живо воображая вид таинственной местности, общался я с картой.
Какая огромная панорама глуши! Что за обездоленная территория! Бежит карандаш по черному волоску (наверняка в реалии непроезжей, заросшей) дороги в лесу. Вот деревни по пути: Старые Дегтяри (нежилое), Громково (нежилое), Озерки (нежилое), Шутовка (нежилое). На полсотни верст все нежилое. Отчего же нежилое? Ведь показывает карта в этом краю и смешанный лес — здоровый, без болотины, на высоком месте стоящий, и худенькую речку Боровскую Робью, и невдалеке от нее из ничего в никуда проложенный “ус” узкоколейки. Что-то двигалось в этих землях? Но нет здесь ныне жизни. Рядом, за пунктирами просек, лишь опять смотришь — одинокая речка Язвищенская Робья и деревня Большие Язвищи — вот имя, прости, Господи! — а тут же: Рябково, Кошели, Жглово — все опять: (нежилое). На запад за шоссе ложится смутное, географически неясное пространство, а за ним непроходимое болото Рдейское, у болота — озеро Рдейское, напоминающее контуром человеческое сердце. А бегут к тому озеру одни зимники; на берегу же его карта рисует крест и надпись: “бывш. РдеЁский монастырь”. Вот и он — бывший… И, куда ни побреди далее взглядом по точной живописи карты, все большие да малые водоемы, и все лес, лес, болотины, урочища, зимники, гати, редкие кресты церквей в деревнях, кое-как связанных между собой паутинкой черных дорог. Кажется, от самого листа кар

ты пахнет сыростью, мхом, печным дымом. Ах, бедная, бедная Родина! Неужели в сегодняшние времена разноцветная карта краше истинного состояния её необычайной местности? В край сей не поедет нынче ни беглый человек, ни даже патриотически настроенный бородатый интеллигент со своей косметической пассией, ни респектабельный дачник на “Жигулях” из столиц, вознамериваясь основать жилище, ни смешливый забулдыга-турист со звоном емкостей в рюкзаке и ветхой гитарой — больно уж пусто и глухо тут. Усопший край; застывший край.
Торжественно кажет карта розовые ленты по пунктирам границ соседствующих областей, словно деля земли государств. Новгородчина, Псковщина, тверская Голубая Русь. Одни имена печальных губерний заставляют подумать о чем-то призрачном, вечно туманном, не в добрый час родившемся на свет у кордона миросозерцании. Вековая неприбранность, вековое безвременье, вековая одинаковость бытия. Встает ли над краем сим солнце? Жива ли в лесах сказочная нечисть? Колдует ли вещунья в урочище? Спит ли где прекрасная царевна? Ох уж, скорее нету их более. Нет.
Словно на самолете, на отчаянной деревенской “aнтoшкe” иду над картой, слышу — тарахтит мотор над её симпатичной картинкой, покачиваются тряпичные крылья близ узора земли. Поверяю свой путь, как пацан-пилот с четвертым классом в свидетельстве, по милым пометам карты. Со мною движется ночь за окном и всегда ласковые взгляды её добродушных издали огней. Какое чудо — одиночество за картой. Я — здесь, рядом город, чашка чаю на клеенке стола; а там, довольно далеко, под кромкой выглядывающих елок спит, как скончавшийся праведник, несчастная эта, дивная эта, родная эта местность, бедная моя, жалостливая, наказанная от века за что-то, прекрасная, восхитительная Родина!..

1993 г.

ДЕРЕВЕНСКИЙ ПОЕЗД

Дорогой Любе Усольцевой

“…выйти из вагона,
Сойти с платформы, снегом заметённой,
Уйти в поля немые одному…”
М. Пробатов

В Рязани пересел на мичуринскую электричку, еду в деревню Шевцово.
Начало января. Резкий из-за влаги мороз, мало снега кругом, ветви яблонь дымчаты. Закат блекнет под сероватыми облаками грядущей оттепели. Насуплена во мгле пустая станция, суровы ее заледеневшие платформы и красные огни. Посвист маневрового… В сумерках и сыри стоит, словно салом, натертая Рязань. Благословенно электрическое тепло вагона после вокзального беспокойства. Деревенской запах в поезде, который ходит по дороге вдоль однообразных

Скачать полный текст в формате RTF