Коминт ПОПОВ

РОКОВОЙ “ЛИСТОПАД”

Судьба сибирского писателя Н. С. Устиновича

Еще обучаясь в школе, умный начитанный мальчишка Коля Устинович из села Горелый Борок Нижнеингашского района пристрастился к сочинительству. Писал небольшие бесхитростные рассказы об охоте, рыбаках, различных случаях из жизни односельчан. Но больше всех — о родной природе, которую полюбил с самых малых лет. “Эту любовь я пронес через всю свою жизнь,— писал он впоследствии.— Я любил даже то, что любить, казалось бы, никак нельзя: пургу, ненастье, темные и слякотные осенние ночи, сорокаградусные морозы с льдистым туманом,— ведь они приучают человека к борьбе, дают ему ощущение силы.”
Таковы его рассказы “Пурга”, “Бердана”, “Тайга зовет” и другие, которые печатались в различных газетах и журналах.
В 1931 году 19-летним парнем, будучи романтиком в душе, Николай Устинович завербовался на крупную новостройку в Хабаровске, где стал трудиться в многотиражной газете “ На стройке”. Здесь сблизился с другими любителями художественной литературы, самодеятельными прозаиками и портами Валентином Лоскутовым, Львом Касперовичем, Виктором Маргориным... Настала счастливая пора — дружеские застолья, откровенные беседы и споры о художественном творчестве, чтение стихов всеми любимого Сергея Есенина, обсуждение собственных, пока еще незрелых и во многом наивных произведений.
Конечно, хотелось печататься, конечно, хотелось заявить всему миру: “Мы есть! Мы — молодые таланты! Услышьте нас!”
И местное издательство услышало этот призыв, в 1933 году выпустило скромным тиражом книжку под названием “Листопад”. Скорее даже не книжку, а брошюрку в простой бумажной обложке, содержавшей всего с десяток страниц. Зато на первой же из них гордо сияли фамилии четырех авторов, предлагавших читающей публике свои стихи и рассказы.
Ликованию не было предела. Первый сборник, первый успех, первое признание читателей!
Теперь Николай Устинович уже не мыслил свою дальнейшую жизнь без журналистики и художественного творчества. Переехав на рудник Балей в Читинской области, стал работать в многотиражной газете “Забой”. Потом перебрался в Иркутск, где его охотно приняли в редакцию “Восточно-Сибирского комсомольца”. Печатал свои рассказы в газетах, журналах, набирался опыта. О его творчестве положительно отозвался известный в ту пору сибирский писатель Петр Поликарпович Петров (кстати, уроженец края, его земляк).
Всё шло хорошо до зловещего 1937 года. 20 августа, когда Н. С. Устинович жил в селе Нижний Ингаш и сотрудничал в районной газете “Победа”, его неожиданно арестовали и отправили в Канскую тюрьму. При обыске изъяли все документы, письма, рукописи. “За что? В чем моя вина?” — терзался в догадках Николай Устинович. У белых не служил. К суду не привлекался. Ни в каких партиях не состоял...

Может, что-нибудь связанное с отцом? С отцом, родите ли которого еще с незапамятных времен переехали в Сибирь из Польши и все они, включая Николая, по национальности считаются поляками? Или причина не в национальности, а в роде занятий отца? Он был крестьянином-середняком, имел в хозяйстве две лошади, две коровы, до пяти десятин посевов. Но ведь его никто не раскулачивал, доводимое до него твердое задание по сдаче зерна отец всегда выполнял неукоснительно. К тому же отец умер еще пять лет назад. Нет, не то, всё не то!
Первая же фраза, произнесенная на первом же допросе, сразу всё прояснила и обдала спину смертельным холодом: “Следствию известно, что вы занимались изготовлением контрреволюционной антисоветской литературы. Своими произведениями вы мобилизовывали людей на борьбу с существующим строем...”
Боже мой, какая контрреволюционная литература, откуда они ее взяли?! В антисоветчики, стало быть, определили...
— Но ведь вот это именно вы написали? Не станете отрицать?— и следователь тычет в нос арестованному брошюру “Листопад”, названную так по одноименной новелле молодого писателя. С нажимом читает вслух:
— “... По улице идет глашатай, орет “На собрание!” Раньше было “вече”, “мир”, “сходка”. Решались на миру житейские вопросы. А теперь — собрание. Что же решать мужику в наше время? Понуро идет он туда, норовит стать ближе к порогу. Безусый парнишка сидит за столом.
— Я вас спрашиваю: вы за мировую капитализму или пролетарьят? Нас — сила! Во!
И складываются эти слова у мужика в кули вывозимого зерна, туши свиней, коров. — Вишь, осень наступает...
А листопад идет неумолимо, как само Время. Облетают, крутятся листья. Или это крутится улица в перегаре самогона? Нет, близится время холодное, неотвратимое...
Тоска, тоска! Листопад...”
— Это на что же вы намекаете со своей “тоской”? — торжествующий голос следователя срывается на визг.— Это про какое такое “холодное” время вы говорите?!
Сколько ни убеждал Н.С.Устинович следователя, что нельзя художественное произведение отождествлять с какими-то реальными событиями, выносить на суд творческий труд писателя, что он ни сном ни духом не помышлял об антисоветской пропаганде, — всё было напрасно.
Позже Николай Устинович более подробно раскрыл обстоятельства тех первых “допросов”. “Не имея никаких понятий о контрреволюционной деятельности,— говорится в одном из документов “Дела”,— как чуждой моему интеллектуальному укладу, я с негодованием отверг предъявленные мне обвинения... Тогда мне было предложено рассказать, как я “организовал в Забайкалье контрреволюционную писательскую организацию”.
Арестованный упорствовал. В ответ следователь заявил, что “вынужден применить иные методы допроса”. В первый раз Николай Устинович протокол допроса не подписал. “Это всё равно, подпишешь ты или

Скачать полный текст в формате RTF