Эти дневники пролежали неизвестными в письменном столе княжны Нади Волконской во Франции много-много лет. В случайном разговоре был упомянут этот раритет русской истории... Так дневник Роне Бризака, родного дяди Волконской, человека, близкого к царскому окружению, пережившего все перипетии русской катастрофы начала ХХ века, попал в Россию – уже в третьем тысячелетии. В 2005-м году литературно-историческую находку в Ижевске перевели с франзузского.
Удивительна судьба дневникового текста! Время неизбежно превращает личные записи в документ истории. Субъективное становится “неповторимым фактом”. Однако интонация текста по-прежнему свежа – она словно повторяет и повторяет удивительные прихоти вечно неведомой русской судьбы... Текст публикуется, с любезного разрешения г-жи Волконской, впервые. Исторические или иные комментарии, думается, будут излишни. Чтение этого дневника современниками – путь размышлений. В добрый час!

Лев РОДНОВ

Роне БРИЗАК

РЕКА ЖИЗНИ

1885 год. Второго апреля 1885 года, точнее говоря, 21 марта по грегорианскому календарю, я появился на свет в России, в городе Санкт-Петербурге, бывшем в то время столицей царской империи. За несколько лет до моего рождения мои дедушка и бабушка основали в этом городе крупный Дом моделей, и к моменту моего появления на свет им руководили мои родители.
Среди клиентов Дома А.Бризак (нашего дома) в то время были Ее Императорское Величество императрица Мария Федоровна, супруга царя Александра III, и вся императорская семья. Позднее клиенткой Дома стала Ее Императорское Величество императрица Александра Федоровна, супруга царя Николая II, а также их четыре дочери, Великие Княжны: Мария, Ольга, Татьяна и Анастасия, которые были расстреляны во время русской революции 1917 года. Вся одежда, начиная от матросок, которые носили маленькие Великие Княжны, до платьев и манто, которые они носили, будучи молодыми девушками, выпускались Домом А.Бризак.
1889 год. В этом году, переболев одновременно тифом и дифтерией, я был настолько слаб и подавлен, что доктор предписал мне ежедневный прием по пол-литра крови животных, которых перерабатывали на мясо, и эту кровь мне доставляли непосредственно со скотобойни. Спустя несколько недель, как только я вновь смог ходить, мы с моей матерью уехали в Ниццу, где оставались всю зиму.
Однажды утром, когда я с матушкой прогуливался по Английскому бульвару, с интересом разглядывая все вокруг, я вдруг заметил около берега огромную рыбу, которая на деле оказалась морской свиньей. Поскольку в тот момент я был все еще слабым и очень впечатлительным, то это зрелище потрясло меня столь сильно, что стерло все другие воспоминания от этого первого путешествия.

1892 год. Летом этого года, впервые в своей жизни, я отправился с тремя моими сестрами во Францию погостить в имении у моих русских дедушки и бабушки в Шато де Вилар сен Марселин в департаменте Хот Марн. У меня сохранились самые чудесные воспоминания об этом пребывании, так как это была моя первая встреча с настоящей Францией.
1893 год. Здоровье мое улучшилось, и родители решили определить меня в школу. Их выбор пал на немецкую школу, так как в то время немецкие школы считались лучшими в Санкт-Петербурге.
Так, впервые в жизни, я очутился в общем зале, среди незнакомых мне лиц, и потому, будучи весьма робким и очень чувствительным ребенком, ощутил себя покинутым. Никогда до сего дня я не оставался без моих родителей, особенно без моей дорогой мамочки.
Школа Аккермана находилась на Малой конюшенной улице; мы жили на той же улице в доме номер восемь, и мне требовалось совсем немного времени, всего лишь пять минут, чтобы добраться до школы. В те дни, когда моя гувернантка-немка не могла меня сопровождать в школу, родители наблюдали за мной с балкона.
Малая конюшенная улица была в то время единственной в Санкт-Петербурге улицей, которую окаймляли деревья. Она находилась в центре города и выходила на Невский проспект – главную улицу города, как раз напротив Казанского кафедрального собора, одного из красивейших соборов этого блистательного города.
Большая и Малая конюшенная улицы своими названиями обязаны императорским конюшням. Они сливались в единое огромное строение напротив Казанского кафедрального собора. В этом здании находился императорский музей карет и саней, принадлежавших венценосным особам, начиная с эпохи Петра Великого, основателя Санкт-Петербурга.
В нашем классе было около тридцати учеников, и вскоре я обратил свои симпатии на двух из них. Один был рыжим и носил очки; его отец был директором одного из крупных в то время банков в Санкт-Петербурге; имя этого ученика – Фриц Нотафт. Другой был блондином с прекрасными голубыми глазами; он был сыном директора Дома Эйлер – большого цветочного магазина в Санкт-Петербурге, и звали его Лео Сааль.
На протяжении трех лет моей учебы в школе Аккермана я всегда был в тройке первых учеников в нашем классе. В то время как я был третьим в этой тройке, мои товарищи занимали два первых места, так что наши имена лидеров были всегда неразделимы.

Скачать полный текст в формате RTF