Николай ЕРЁМИН

ЗАВЕЩАНИЕ

Здравствуй, доченька моя, Дашенька!
Пишет тебе твой отец, которого ты не знаешь, а между тем, я – твой сосед. Мы живём в одном доме, на девятом этаже, хотя и разные подъезды.
И сейчас я сижу на балконе, сижу и пишу письмо, чтобы ты обо мне всё знала.
По сути, это – завещание.
Но всё по порядку.
Я родился в прекрасном сибирском городе Абаканске, давно, ещё во время Великой Отечественной войны России с фашистской Германией.
Мой отец ушёл на фронт и был убит, а вскоре и я появился на свет – радостный, симпатичный, если судить по сохранившейся, но пожелтевшей уже фотографии.
Мама моя, а твоя бабушка, была преподавателем начальных классов. Жили мы в общежитии, потом в коммуналке, пока нам не дали двухкомнатную в этом доме.
Сорок лет двигалась очередь на получение, несмотря на то, что мама вдова фронтовика, а я – инвалид с детства.
Да, твой отец – инвалид!
Когда мне исполнился третий годик, в школе, где мама работала, решили отметить весёлый праздник Первомай и выехали дружным коллективом на маёвку в лес, к Лысой сопке. Меня не с кем было оставить, вот мама и прихватила меня с собой.
Отпраздновали!
А когда вернулись в город, обнаружила на мне мама впившегося прямо над сердцем клеща.
Клещ оказался энцефалитным, и я заболел менингоэнцефалитом.
Заболевание это тяжёлое.
Я долго не мог ходить, разговаривать, а когда встал на ноги, оказалось, что лицо моё обезображено последствиями паралича лицевого нерва, руки трясутся, одна нога отстаёт от другой при ходьбе. Как говорится, рука просит, нога косит.
“Рубель двадцать, два пятнадцать! Рубель двадцать, два пятнадцать!” – так дразнили меня жестокие ко всему в мире мальчишки. А потом, когда я подрос, “Квазимодой” называть меня стали. Ты, наверное, помнишь, есть такой персонаж в романе В.Гюго “Собор Парижской богоматери”. Там описывается страстная любовь урода Квазимодо к прекрасной Эсмеральде.
Да, со временем я так увлёкся чтением, что стал известным в городе книголюбом и собирателем книг. У меня прекрасная библиотека, обе комнаты уставлены стеллажами, ты потом войдёшь и увидишь, и все книги я прочитал! Все помню почти наизусть, так как у меня прекрасная память.
Пока я был маленьким и беспомощным, мама неусыпно заботилась обо мне. А как подрос и стал самостоятельным, сказала: – Ну, вот, сынок, я сделала всё, что могла, – слегла и умерла.
И стал я жить на девятом этаже, одинокий книголюб, холостяк, тратя минимум из получаемой пенсии на еду, а остальное – на книги.

Сижу на балконе однажды вечером, читаю, а на соседнем балконе, Дашенька, мамочка твоя будущая стоит и курит.
Красавица. Врач скорой помощи. Эсмеральда сибирская.
Курит она и, глядя в мою сторону, говорит:
– А что, Виктор Петрович, не завести ли нам с вами ребёночка? – Я даже поперхнулся от неожиданности и книжку из рук выронил...
– Как вас понимать? – спрашиваю.
– А так и понимать. – Отвечает мама твоя будущая. – Вы одинокий. Я одинокая. А годы-то уходят. Вы, как я понимаю, жениться не собираетесь. А я замуж тем более. Насмотрелась, на скорой работая, что такое семейное счастье. А ребёночка, ох, как хочется! Природный инстинкт продолжения рода... Давайте устроим с вами ночь любви?
– Как, прямо сегодня? – спрашиваю, а у самого во рту от волнения пересохло, и руки пуще прежнего дрожать стали. – Но я...
– Я всё беру на себя! И ни к чему вас не обязываю. Вы свободны, как птица. Идёт?
Перелазьте ко мне через балконные перила!
И знаешь, Дашенька, решился я, инвалид с детства, книголюб, холостяк, Квазимодо эдакий, перелез, уж как – не помню, на этой громадной высоте вниз глянешь, так и хочется полететь.
И была у нас, у меня то есть, единственная и неповторимая ночь любви, в результате которой и появилась через девять месяцев на белый свет ты, Дашенька, моя единственная и неповторимая воплощённая любовь, о которой ты ничего не знаешь и не догадываешься даже, потому что мама твоя, как только всё произошло, сказала строго: – Всё, Виктор, ты дело своё сделал. Никто об этом не должен знать. Ты – сам по себе. Я – сама по себе.
– Как же так? – было, пытался я возразить.
– А вот так! – сказала мама твоя, Дашенька.
И вызвала бригаду, которая весь балкон ваш застеклила.
И осталось мне наблюдать за вами с высоты, когда мама вывозила гулять тебя сначала в коляске, потом на руках, а потом и рядышком, за руку.
Однажды я незаметно сфотографировал тебя. И сличил с моей дотрёхлетней фотографией. Как две капли воды похожи мы, кровиночка моя любимая! Не отличишь, где ты, где я, только по цвету фотобумаги.
Запрет запретом, а всё равно я всё про тебя знаю! Потому что стенка, разделяющая наши квартиры – звукопрониаемая! Особенность панельного домостроения. Всё слышно. И как ты плачешь, и как ты разгова