Екатерина ДОНЕЦ

...И Т°

НИКОЛАЕВ И КОЛЯНЯ

Прикупив в Москве очередную квартиру, Николаев решил на этот раз не экономить на хохлах и молдаванах, – обратился в настоящую московскую ремонтную фирму. Пришел бригадир, москвич, толковый парень, все посмотрел, измерил. Через два дня составили смету. Посчитали, поторговались. Все равно вылезала солидная сумма. Николаев смирился. Не сразу, но смирился. Завезли материалы. Уговорились о дне начала ремонта.
В этот самый день вместо обещанной бригады разнопрофильных специалистов явился один-единственный взлохмаченный мужик с рулетом матраса подмышкой, худой, как складная лестница, и сказал, что он и есть эта самая бригада разнопрофильных специалистов. В одном – его, то есть – лице. Шумно сопя, сразу стал перед онемевшим Николаевым переодеваться в рабочие лохмотья. Хрустел острыми коленями, весело ерошил шерсть на груди. Звать Коляня. Русский, из-под Смоленска, дома жена-зараза и двое взрослых оболтусов.
– Работящий-малоспящий, малопьщий-негулящий! – завершил Коляня свое резюме.
Николаев вздохнул, покачался с носков на пятки, внимательно оглядел свисающий струпьями потолок в большой комнате и опять смирился. В прошлой своей, допредпринимательской жизни, был он человеком мягким, интеллигентным, мало приспособленным к практической жизни, следовательно, в большой степени фаталистом. Но если первые упомянутые качества за последующей ненадобностью постепенно атрофировались, то вот фатализм остался, и в теперешней его жизни, пожалуй, еще более утвердился.
Через полтора месяца разнопрофильный Коляня закончил, наконец, ремонт. Опять откуда ни возьмись выпрыгнул бригадир, шумно расхвалил ремонт, нежно пожурил Коляню за едва видимые недостатки, опустошил Николаевский кошелек, и, прихватив оставшийся ремонтный хлам, они ушли.
Николаев облегченно выдохнул, прошелся по пустым гулким комнатам. Закрыл окна, проверил краны, слив бачка. Чисто, свежо, светло. И неуютно. В его загородной берлоге гораздо лучше. Привычней. И тут он наконец окончательно оформил для себя то, о чем смутно думал последние две недели: эту квартиру – тоже сдавать.
Выходя из лифта, в потемках первого этажа наткнулся на прибитого горем Коляню: оказывается, бригадир прямо здесь вот, около лифта, подло обманул его – заплатил вдвое меньше, чем обещал, выгнал с работы, хорошо хоть паспорт швырнул...
Николаев в сопровождении Коляни молча вышел из подъезда, повернулся, задрал голову, посмотрел на свои сияющие новые стеклопакеты. Постоял, подумал. Наконец глянул на Коляню как-то весело:
– Звериное рыло бизнеса. Так, что ли?
Коляня перетопнулся с ноги на ногу в немой тоске. Идти ему было некуда.
– Ладно. Поехали ко мне. Разберемся.

По дороге в машине договорились, что за еду и неплохие деньги – в разумных, разумеется, пределах – Коляня будет сторожить дом, стричь газон, прибираться и исполнять мелкую столярную и сантехническую работу. Так вот договорились. Точнее, договаривался, или просто говорил, не отрывая глаз от дороги, один Николаев, Коляня только жадно кивал с заднего сиденья, осторожно ощупывая молочно-белую кожаную обивку новой иномарки.

Газон оказался огромным пустырем за домом, заросшим могучей, как стена, полынью, и Коляня, провозившись без толку с хлипкой газонокосилкой, вскоре взялся за привычную косу. Дом был большой, даже огромный, но местами недостроенный, какой-то бестолковый и по углам уже захламленный до невозможности. Коляня прибирался на первом этаже, а на втором только в хозяйской спальне и огромном кабинете, дальше никуда не совался.
Короче, работа была непыльная, Николаев платил аккуратно и вовремя, к тому же порядком обнищавшему и поизносившемуся за последние два года Коляне сразу перепало довольно много вещей из Николаевского гардероба, и единственным темным пятном в Колянином теперешнем существовании было почти постоянное одиночество: Николаев уезжал рано, приезжал поздно, а иногда вовсе не появлялся по нескольку дней. Коляня прикормил было приблудную собачку Айку, чтобы не скучать одному целыми днями, но Николаев сказал – убрать! – и пришлось Айку выгнать.
Кончилось лето, разверзлась хлябями осень, Коляня так обвыкся у Николаева, что иногда казалось ему, будто живет он здесь тихо и спокойно уже много лет. И когда раз в месяц на электричке выбирался он в Москву к землякам – передать деньги для Люськи-заразы и детей, то грохочущий суетливый город виделся ему совсем уже для жизни невозможным, и непонятно было Коляне, как он еще полгода назад мог здесь существовать. Возвращался он обычно из таких поездок вечером, поздними электричками, но с Николаевым всегда было заранее обговорено, да и выпивал Коляня со своими совсем чуть-чуть, чтобы, упаси Бог, хозяина не раздражать пьяной мордой.
Иногда по вечерам Николаев приезжал с женщиной. Всегда с разными почему-то. Что это были за женщины! Таких Коляня видел только в телевизоре: одни зубы да ноги, и такой незнакомый, с ума сводящий аромат распространялся от них по всему дому, что Коляня старался вдыхать его осторожно, смакуя.
В такие приезды Николаев с Коляней почти и не разговаривал, даже как будто не замечал его, не ужинал, весь ужин у них позвякивал в шуршащих наряд

Скачать полный текст в формате RTF