ся, а песок прокашлялся и изрек: хрен я тебе дам себя на твою книгу. А Чеславу Милошу роща махала бы своими кронами: сюда, сюда! Я дам тебе столько бумаги – на все книги, что ты написал!
Зазвенело нетрезвое стекло, Вихорков встал и добавил:
– Чеслав, передай Ивану, что он не прав.

* * *

Да, пришло время сказать, что в прозрачной папке у Даниила. Там у него, во-первых, девять стихотворений, которые он написал в промежутке между рубками двух рощ. Во-вторых, благодарный ответ Милоша на наше поздравление с девяностолетием: “Как я рад, что далекие камни Урала становятся камнями Европы”. А в третьих, в папке оказались наши стишки, но не размышляющие, как у Даниила, а...
Впрочем, смотрите сами.

Индеец трясет томагавком:
Привет Милошу!
Чукча пишет эссе
“Однако, Милош!”
Бежит поэт Лаптищев:
А ну его, Милоша:
Коммунистам не давал,
И фашистам не давал!
И помчался патриот
Просвещать родной народ.
Пораженный же Чеслав
Зарыдал среди дубрав.

г. Пермь

ДиН память

Федор СОЛОГУБ

* * *

Мы поклонялися владыкам
И в блеске дня и в тьме божниц,
И перед каждым грозным ликом
Мы робко повергались ниц.

Владыки гневные грозили
И расточали гром и зло,
Порой же милость возносили
Так величаво и светло.

Но их неправедная милость,
Как их карающая месть,
Могли к престолам лишь унылость,
Тоской венчанную, возвесть.

Мерцал венец ее жемчужный,
Но свет его был тусклый блеск,
И вся она была ненужный
И непонятный арабеск.

Владык встречая льстивым кликом, –
И клик наш соткан был из тьмы, –
В смятеньи темном и великом
Чертог ее ковали мы.

Свивались пламенные лица,
Клубилась огненная мгла,
И только тихая Денница
Не поражала и не жгла.

* * *

Не трогай в темноте
Того, что незнакомо, –
Быть может, это – те,
Кому привольно дома.
Кто с ними был хоть раз,
Тот их не станет трогать.
Сверкнет зеленый глаз,
Царапнет быстрый ноготь, –
Прикинется котом
Испуганная нежить.
А что она потом
Затеет? мучить? нежить?
Куда ты не пойдешь,
Возникнут пусторосли.
Измаешься, заснешь.
Но что же будет после?
Прозрачною щекой
Прильнет к тебе сожитель.
Он серою тоской
Твою затмит обитель.
И будет жуткий страх,
Так близко, так знакомо, –
Стоять во всех углах
Тоскующего дома.