Владимир ТИТОВ
РЫБЫ
* * *
по улочке, изогнутой трубой,
до высохшего раструба фонтана,
где колокольчик ангельский Китано
звенит, обозначая перебой
меж ожиданьем и осуществленьем, –
как солнце, что уходит налегке
на травяных колесах по реке,
пойдем с тобой за пением и тленьем
октябрьских горючих пустырей,
соленых солью сумерек; направо –
в огне рекламы вспыхивают травы
и женщины смеются у дверей,
налево – лист кленовый оживает
морщинкою улыбчивого рта, –
пойдем с тобой, покуда чернота
свой купол к роговице пришивает,
и пьют синицы вывесок неон,
как голоса, свободные от тела,
как голоса... отправимся по делу
до пустыря тишайшего, и он
даст веточку полыни – пониманье,
что все осуществилось, и дано,
как колокольчик ангельский – одно
падучее, живое ожиданье...
PISCES
сад, оперенный древним частоколом,
трубы печной чернеющий апостроф,
две рыбки те, плывущие над долом,
из моря Океана в mare nostrum, –
тьму зачерпни – окажутся в ладони,
проси, что хочешь – стеклышко, лучинку,
здесь все твое, пока на небосклоне
они плывут, а небосклон – с овчинку –
гудит, как море, вон звезда упала,
и что тебе до неба, ты послушай:
большого мира нет, есть только малый,
где хлещет дождь, и сад темней и глуше,
и сам ты – голем: темечко, ключица,
ракушка – глаз, и ушко – лист платана,
и рыба – та, что дух, – в тебя стучится,
как ласточка о край оконной рамы.
* * *
листья опали, слышишь, совсем опали,
если смотреть из сада – нагрянут дали
прямо в зрачок, подтянут ольху, осину –
войско сухое книги Талиесина;
мне и траве, а стало быть, нам обоим –
лодочку бы и речку – уплыть от боен,
чтобы вернутся к бойне с лицом крылатым,
из кожуры от яблок в тяжелых латах;
что я скажу деревьям, чья пища – птичий
щебет, совиный – ночью, а днем – синичий?
что я скажу деревьям? все листья пали,
яблок обитых ковшик стоит в подвале...
солнечный бог, как луковка, спит в корзине,
копья сойдут на землю – но небо сине,
глина тепла, летучая жизнь нелепа –
лес мой оживший, лес мой, что нам до света?
не был я воином, был я певец и книжник,
облаку – братец, травам сухим – сподвижник,
было и мне когда-то темней, чем вашим,
с плетью, мотыжкой, как поселяне, вставшим
старым стволам незрячим, – но тьма проходит,
вроде обиды или прилива вроде –
чтобы не светом – буковкою витою
стать, поцелуем, облаком, добротою...
* * *
стать молоком, и жить как молоко –
по-детски и в кувшине расписном,
и на окне стоять и за окном,
и в день глядеть светло и далеко;
стать деревом, и небу посвящать
все жалобы – с цикадою во рту,
скрывать, как императора в скиту,
большую речь, уставшую звучать;
стать камешком, завернутым легко
в синицей припорхнувшую к ручью
ладонь твою, в одну ладонь твою –
прозрачно, бесконечно, глубоко.
г. Новосибирск