Альфия МАКАРИМОВА

СТРАНСТВИЕ НИКИТЫ

(сказка-быль)

Никита жил в большом городе, работал водителем автобуса, было у него двое детей, жена. Загулял Никита. Крепко запил. Жена с ним не разговаривала, взрослые сыновья рассердились. Ушел он с сотоварищами по бутылке. Неделю не приходил, две...
Грязный домой вернулся, небритый. Жена рукой махнула, не первый раз она такого видела. Уж и противно было, но пожалела. Много лет вместе они прожили, жалко выгонять пьяного человека в старость на улицу. Спать уложила в маленькой комнате не больше кладовки. В комнатке этой соленья-варенья стояли, банки всякие. Вот туда она раскладушку поставила, матрац бросила, простынку чистую дала.
Спал Никита беспокойно, всю ночь вертелся. Все думал, что жена на него сердита, да и дети тоже. Никита кулаком пьянке спросонья грозил, не ушла. Не боится кулака. Душит его змей, а у Никиты сил нет сопротивляться. Наутро кается, вечером напивается.
Приснилось Никите, будто душа его выскользнула из тела. Села рядом на банку с вареньем и говорит, на ухо шепчет: “Зря ты, Никита, так живешь, ведь хорошим мужиком был, друзья тебя любили... что с жизнью сделал, а со мной?.. Истерзал ты, Никита, меня, душу свою, да сердце свое. Уйду я от тебя в родные края, где родился. А ты как знаешь! Хочешь – другую душу найди, что выпить любит и с тобой сдружится; хочешь – меня ищи, а хочешь – без души живи”. Взлетела душа над телом и выпорхнула через стекло в закрытое окно.
Открыл глаза Никита, испугался, рядом никого нет, на улице еще темно. Он, не он, признать себя не может. Присел на раскладушке и до рассвета в окно смотрел, глазами не мигал. А на рассвете глаза сами собой закрылись.
Проснулся от запаха: что-то на кухне жена жарила. Давно не просыпался, чтобы в доме домом пахло. Встал, тяжело добрел до ванны, умылся. Зашел на кухню.
– Жена, – сказал Никита, – конченный я человек, душа от меня ушла. Пропал я, – и заплакал.
– От тебя не только душа ушла! – сказала жена. – Никому ты не нужен такой: ни мне, ни детям.
Тут и дети проснулись, вышли на кухню, посмотрели на плачущего отца.
– Эх, отец, – сказали дети, – где ты раньше был? Сколько говорили тебе, чтоб ты пить бросил. Ну, хватит, переночевал и иди... собирай вещички да уходи туда, где пил, где был, где жил.
– Так что же мне забрать? Да и идти мне некуда...
– А нам не важно это...
Так слово за словом, и выгнали дети отца-пьяницу из дому.
Нетяжелый вещевой мешок за плечом болтался: куртка и брюки. В руках денег немного. Дурно было Никите от всего, что с ним произошло, да от прошлых пьянок в животе булькало. Брел он по городу: к друзьям уже идти не хотелось, и пить не хотелось. Все Никита в жизни потерял, все было, а больше не будет. Сел он на тротуарчик рядом с бабкой, что на бобах гадала.

– Позолоти ручку, – сказала подслеповатая бабка, не оборачиваясь к Никите, – я тебе про жизнь расскажу.
– Что ж ты мне про нее рассказать-то можешь, – вздохнул Никита, – была жизнь, бабка, и нет ее теперь.
Бабка повернулась лицом к Никите.
– Ох, милок, горе-то какое у тебя! Без гадания видно. Редко такое бывает, видать досадил ты своей душе.
– Ты откуда, старая, знаешь?
– Да видно, тебе говорю, видно, когда есть у человека душа, а когда нет. У тебя была. И не совсем ушла. Зря причитаешь.
Никита вспомнил сон, как душа вылетела, что в ухо шептала; рассказал его бабке от начала до конца. Бабка только головой покачала: “Вот и иди, иди, туда, где родился”.
– Спасибо тебе, бабушка, – Никита развязал мешок, – вот возьми куртку, что ли. Помогла ты мне, хоть успокоила.
– Нет, – покачала старуха головой, – вещи тебе в дороге пригодятся, иди человек, ничего я с тебя не возьму, если повезет, вспомни старую.
А куда идти, куда ехать? Родился он в деревне. Молодым перебрался в город, всю свою жизнь в городе прожил. По молодости часто снились ему сосенки из соседнего с деревней леса. Чем старше становился, тем больше эти сосны забывал. Мать давно умерла. В деревне он никого не знает. Только что название помнит и дорогу в ту сторону.
Пошел Никита на железнодорожный вокзал, просидел до вечера, в сумерках запрыгнул в ночной поезд, чтобы проводники не видели, так зайцем из тамбура в тамбур переходил и до родных мест доехал. Вышел на улицу, запах леса в нос бьет, от свежести голова кружится. Пришел в деревню родную засветло. Смотрит, а деревни и нет.
Стоят три дома, окна открыты, двери поломаны, бегают собаки бродячие. И ни человека, ни души. Рассвет сморил Никиту, устал от своих путешествий, свернулся на крыльце чужого дома, ноги в мешок засунул, куртку на себя накинул и проспал, пока солнце припекать не стало.
Проснулся, все тело ломит, голова болит. Нашел колодец, пустое ведро, вытащил воды, напился. Рядом малиновые кусты стоят, малина переродилась, уже не крупная домашняя, а мелкая дикая. Забрался он в малинник, так с куста и ел ее, сладкую. Вышел на дорогу деревенскую, красота везде, куда ни посмотри. “Отчего же люди из такой красоты уезжают, все бросают? – подумал Никита. – А отчего я сам уехал? За жизнью счастливой в большой город?”