по бревнышкам, потому что уберут из старой, еще крепкой лиственничной избы, подгнивший фундамент. А вслух озабоченно сказала: “Федя, отдохни немного, хватит работать. А я пойду Ольге скажу, что Марья померла, они с молодости дружат. Пусть дочери в город сообщит. Вот тоже Марья надумала, в самое пекло померла, нет, чтобы до зимы протянуть”. Она посмотрела на старика, ожидая от него каких-то еле видимых знаков, что смерть Марьи, давней и долгой любви, его тронула, но он молчал равнодушный и сонный, и старуха не задумываясь, бездумно, скорее чтобы еще что-то сказать, добавила:
– Красное платье купила, мужиков завлекать, лучше бы себе на похороны оставила.
Старик закашлялся, бросил недокуренную сигарету под ноги и скрылся в сарае. Тимофеевна тяжело поднялась с крыльца и надолго вышла со двора, чтобы оповестить о смерти Марьи маленькую деревню.
Старый, волчьего вида пес, услышав стук закрываемой калитки, проснулся, вылез из будки, сел на задние лапы, поднял морду к темному небу и громко завыл. Тонкая, протяжная мелодия, пронизанная скорбью и неземной тоской понеслась ввысь, и, словно вызванная тоскливым плачем, с востока выплыла тяжелая, черная грозовая туча. Тимофеевна вздрогнула, чертыхнулась, остановилась на полпути, волчий вой скручивал, сжимал сердце. Она вернулась во двор, громко стукнула калиткой и зло прикрикнула на собаку. Облезлый пес замолк, опустил морду и, поджав хвост, неторопливо скрылся в темной будке, и тут же над тайгой с шумом и скрипом пронесся порывистый ураганный ветер, и этот свежий влажный воздух, наполненный запахами мокрого леса, березовой листвы и только что скошенной травы, плотно окутал сонную деревню. Ветер так же неожиданно, как и появился, стих, и вдали, быстро приближаясь, прогремел глухой раскатистый, тяжелый гром.

г. Иркутск

ДиН память

Владислав ХОДАСЕВИЧ

ЗАКАТ

В час, когда пустая площадь
Желтой пылью повита,
В час, когда бледнеют скорбно
Истомленные уста, –
Это ты вдали проходишь
В круге красного зонта.

Это ты идешь, не помня
Ни о чем и ни о ком,
И уже тобой томятся
Кто знаком и не знаком, –
В час, когда зажегся купол
Тихим, теплым огоньком.

Это ты в невинный вечер
Слишком пышно завита,
На твоих щеках ложатся
Лиловатые цвета, –
Это ты качаешь нимбом
Нежно-красного зонта!

Знаю, ты вольна не помнить
Ни о чем и ни о ком,
Ты падешь на сердце легким,
Незаметным огоньком, –
Ты как смерть вдали проходишь
Алым, летним вечерком!

Ты одета слишком нежно,
Слишком пышно завита,
Ты вдали к земле склоняешь
Круг атласного зонта, –
Ты меня огнем целуешь
В истомленные уста!

ЖИЗЕЛЬ

Да, да! В слепой и нежной страсти
Переболей, перегори,
Рви сердце, как письмо, на части,
Сойди с ума, потом умри.

И что ж? Могильный камень двигать
Опять придется над собой,
Опять любить и ножкой дрыгать
На сцене лунно-голубой.