Тальгат ШИГАБУТДИНОВ

ДВА РАССКАЗА

КАКТУСЫ ТАЛЬГАТА

Они вдохнули его, этот перенасыщенный ферросплавами, тяжеловесный чусовской воздух в самом начале шестидесятых годов, теперь уже прошлого столетия, когда еще не пригвождена была иголками грядущих заморозков хрущевская оттепель. Обрусевший татарин Тальгат Шигабутдинов (Толька), наконец-то увидевший Родину, немка Гизела и родившиеся в Канаде четыре чада невороятной национальности привезли с собой на Урал, кроме чемоданов с необходимыми пожитками, маленький пакет, где хранились семена кактусов.
Эти семена в конце сороковых из поверженного рейха через океан переправила своей непутевой дочери, что связалась с “русским дистрофиком”, мать Гизелы. Немочку чусовские “патриоты” открестили гитлеричкой, ее “зверенышей”, чьими первыми русскими словами был бесхитростный мат, нарекли фашистским отродьем, а Тальгату сунули “перо” в бок.
Но со времени того на многих подоконниках города, словно прося прощение за людскую сиволапость, вытянули свои шейные мясисто-зеленые позвонки цветы-эмигранты. И салютовали в канун Победы белыми тычинками из темно-розовых бутонов...
В этой войне он не сделал ни единого выстрела – взводу, которым командовал Тальгат выдали винтовки без патронов. На груди мутно синел номер узника фашистских концлагерей. Так нацисты метили “военных преступников”. Тех, кто отщелкнул на костяшках смерти несколько побегов. Тальгат должен был умереть в газовой камере. Последняя попытка вырваться на свободу – и он оказывается в зоне американской оккупации.
– Ну, гут, – говорил ему после умопомрачительных побоев за предшествующий побег комендант немецкого лагеря. – Допустим, ты убежишь. Но ведь попадешь в сталинский плен. Что ты будешь делать тогда?
– Снова убегу!
Бежать из сталинского лагеря Тальгату не пришлось. Он влюбился в немку Гизелу, или Жизель, как он ее называл. В плену, когда Тальгат подыхал с голоду, он дал себе клятву: “Если свершится чудо, и я выживу, – обязательно стану поваром!”
Он действительно сделался изысканным кулинаром, чья слава вместе с запахами кухни распространилась по всей Канадской железной дороге, по которой отстукивал колесами его вагон-ресторан.
И вот он – в Чусовом, впадине доисторического моря, выпитой Тальгатом до дна. Здесь, поступив в химическое отделение металлургического завода, Шигабутдинов, вобравший за десятилетие американской жизни здоровую расчетливость Нового Света, пораженно столкнулся с тем печальным совмещением профессий, при котором, положим, его,

* “Хох-тифбау командо” – команда, занятая строительством сверхглубоких сооружений.

специалиста, отправляли мести мусор или грузить кирпичи.
– Не нравится – вали в свою Канаду! – советовали ему.
В Канаду Тальгат не поехал – слишком красной ценой заплатил он за свое возвращение, но в столовку, где не хватало поваров, перешел. И тут честные глаза бывшего канадского кулинара узрели, как столовские колобки наматывают на себя колбасные бусы. Тальгат вскипел и, вскипев, повстречался с ласковым ножом на улице Ленина. Кстати, как в свое время на той же улице в том же городе – Виктор Астафьев...
Однако это был еще не финал. Тальгат умер от рака крови в июне 1986 года – вот когда настиг его Освенцим, в самом названии которого как бы растворен свинец. За год до кончины он передал мне значительную часть своего архива.
В одну из наших последних встреч с грустной смешинкой сказал:
– Если бы русские переженились на немках, а немцы – на русских, они наконец бы поняли окончательно, что произошло в истории первой половины ХХ века...
Свидетельство не должно исчезнуть. Потому что кактусы Тальгата цветут не только на подоконниках Чусового. Кроме того, архив Шигабутдинова – не просто свидетельство, а проза. Касается ли это страниц “того света” или “перепутий света Нового”. Это проза – со всеми сюжетными коллизиями, героями, речевой поступью и фанатической мыслью: “Я боюсь взглянуть на человека, который желает смерти ближнего”.
Юрий БЕЛИКОВ

ХОХ-ТИФБАУ КОМАНДО*

По шоссе вдоль железнодорожного полотна, по свежему декабрьскому снегу движется группа людей, облаченных в полосатое тряпьё. Их – тридцать. Следом, с винтовками за плечами, в длинных шинелях, с приподнятыми воротниками, упрятав лица в зеленые шарфы, в ногу с узниками шагают три эсэсовца. Это “Хох-тифбау командо”.
В утреннем морозе под деревянными колодками узников скрипит мелкий сухой снег. Слева, в серой мгле блекнут огни Хаппурга, а над огнями – в пологе рассвета – всё отчетливей вырисовываются обнаженные утесы гор, повисших над мрачной долиной. Позади, за станцией Поммельсбрун, из сгрудившихся призрачных теснин, полунакрытых лесами и снегом, выскальзывает черной дымящейся лентой река Пегнитц. Мед

Скачать полный текст в формате RTF