Я, собственной кончины не пророк,
Почувствовал, безвыходность кляня,
Что на колено встал чужой стрелок –
И напряженно метится в меня!

Что бытие мое, пройдя зенит,
Уже ни с чем вовеки не едино,
Как шаровая молния летит,
Сужаясь до прицела карабина.

Когда я вскрикнул где-то на волне
Радиостанции, вещающей протест,
Кто видел на моей спине
Оптический, многосерийный крест?!

Последняя земля, кружась назад,
Еще вершит кровавые суды,
А парашюты с трупами летят,
Не зная, что напрасны их труды.

ПОДАРОК

Все табуны с победных арок
взбесились, сбросивши табу!
Мой сын явился, как подарок,
закрывшись в цинковом гробу.
Зачем я не ушел под Курском
с одною ношей, налегке?
Я спрашиваю вас на русском,
на нашем кровном языке!
Для личного состава рот
нет лучше участи и чести,
чтоб снова сделать шаг вперед –
и расстрелять себя на месте.
Проклявши точные расчеты,
мне искалечившие жизнь,
я распущу по свету роты,
я прикажу им разойтись!
Мне старый китель в самый раз,
мне все приказы по погону!
Но сын не слышит мой приказ –
и за собой ведет колонну.

* * *
Эта жизнь, наверное, права,
Если быть в единственном числе,
Ничего не доставать из рукава
И не ждать погоды на Земле.

Никуда не торопясь, покуда
Не наступит световая скорость,
Можно быть бессмертным, как Иуда,
Можно написать другую повесть.

Эта жизнь прошла по апогею,
Будто спутник, по аллее парка.
Я бы все сказал, да все не смею
Дочитать открытого Ремарка.

Пронесла весы на коромысле,
Оставляя сумеречный след,
Запах кофе и осенних листьев,
Горький дым моршанских сигарет.

г. Пермь

Николай БЕЛЯЕВ

9 МАЯ 1945 ГОДА

1.

С утра, влетевшим к нам из коридора
соседом,
ищущей впотьмах рукой соседа
включенная, вдруг загудев, сгорела
и замолчала репродуктора “тарелка”,
тогда сосед: “По-бе-да!” –
проорал и дальше бросился...
Общага ИТР секретного военного завода,
очнулась от его шального крика
и Праздник – День Победы начался...

2.

Память – штука довольно упрямая.
Смешно признаться, но я был рад,
что не пошла на работу мама,
а мне не надо идти в детсад...
Завод давно уже не бомбили.
Но мы понимали – идёт война.
И пацаны осколки хранили
железа рваного – как ордена.
Кто на крыше, кто в огороде,
в грядках копаясь, их находил...
Нечто враждебное нашей Природе.
Ведь чудо – что он никого не убил...

А праздник –
как вздох облегченья всеобщий,
катился:

– Свершилось...
– Испили до дна...
– Проклятому Гитлеру – где он? – побольше
вкатить бы...
– Да ну его, гадину, на!

А праздник вершился, и мёл по сусекам,
из печки на стол водружал пироги,
мать что-то носила “на пробу” соседкам,
поскольку соседи – свои, не враги...

А праздник катился со смехом и звоном,
мерцал перламутром, сзывая во двор
трофейным заливистым аккордеоном
во весь разворот – на поволжский простор.

Весь день – ликовал тот неистовый праздник!
И верхом всеобщности – виделся мне
начальник какого-то цеха, кавказец,
в диковинной бурке на черном коне.

И небо над улицей чистым, бездонным
светилось, казалось – теперь навсегда...

И заполночь в чистом и незатемнённом
окне – в синеве, как морская вода,
над степью, страной,
надо мной, уже сонным,
по небу плыла и пылала звезда.

с. Ворша, Владимирская обл.