Марат ВАЛЕЕВ

РАССКАЗИКИ

САМОВОЛКА

Отец рассказывал. В 1944 году его призвали в Красную Армию. Но на фронт сразу не погнали, а отправили на подготовку в учебные лагеря где-то в лесу, совсем недалеко от дома. Новобранцев из жителей Поволжья – татар, марийцев, чувашей, были, конечно, среди них и русские, обучали стрелять, драться врукопашную и прочим воинским делам. Жили они повзводно в землянках. Их часто поднимали по тревоге и устраивали всякие показательные “бои”. Выбегать на построение из землянки надо было за считанные секунды в полном облачении, с оружием наизготовку.
Однажды их в очередной раз подняли по тревоге среди ночи. Первые несколько солдат выскочили на улицу без помех. А остальные три десятка застряли в узком проходе между нарами. Задние отчаянно напирали на передних, ругались – ведь уходили драгоценные секунды. Никто ничего не понимал. А от выхода из землянки кто-то орал благим матом:
– Сдай назад! Ружжо сломашь!
Оказывается, один из бойцов, выбегая из землянки, винтовку держал не просто перед собой, а поперек. Так и налетел на выход. Напирающие сзади придавили его к оружию, затрещали ребра. А боец подумал, что это трещит винтовка, и смертельно испугался. Пока разобрались, что и как, да сдали назад, ребра у солдатика и полопались. Все, отвоевался! “Не повезло” и отцу. Его прихватил аппендицит. Отправили в госпиталь, прооперировали. Поправившись, обратно в часть отец возвращался “на перекладных”. Попал к водителю машины из родного района. Восемнадцатилетний пацан не удержался от соблазна и решил заглянуть домой – думал, никто не узнает. Соседи тут же донесли. Под утро за отцом пришли. Трибунал дал ему за самоволку три года. А могли и расстрелять – время-то было военное. Так отец на войну не попал и остался в живых. Но до конца жизни стыдился той самоволки.

ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА

Случилось это в начале восьмидесятых. Вернувшийся из армии Сережка К. – красавец-парень, кудрявый, синеглазый, с чистым белым лицом, потомок прииртышских казаков, – взял да и закрутил с Людой Г., на несколько лет старше его, некрасивой, толстой и конопатой, да еще и замужней, матерью двоих детей. Уж непонятно, чем она его взяла, но Серега так прилип к ней – “Кировцем” не оторвать. Пятерыжск – деревушка небольшая, здесь без ведома жителей не то что такой пылкий роман не закрутишь, а и, как у нас говорили, лишний раз не пукнешь. Муж Людмилы очень быстро узнал, что она своим поведением способствует возникновению на его голове нежелательных наростов, и напившись (а пил он часто), бил ее смертным боем. А до Сереги руки у него почему-то никак не доходили. Людмиле все это, в конце концов, надоело, и она дала своему любовнику от ворот поворот.
Серега же – вот страсти-то неземные! – жить без Людмилы уже не мог. Он искал встреч с ней, домогал

ся ее снова и снова, уговаривал уйти от мужа к нему. Людмила же – ни в какую, и я догадываюсь, почему: она понимала, что рано или поздно эта юношеская влюбленность у Сереги пройдет, пелена с его глаз спадет и он увидит, сколько вокруг молодых и свободных красивых девчонок, заглядывающихся на него, а он почему-то живет с ней, толстой и некрасивой, обремененной сопливыми детьми. И уйдет, а она останется ни с чем. Поэтому Людмила и гнала его от себя. Серега был в отчаянии. Однажды Людмила шла по улице мимо дома его родителей, с которыми Серега жил после армии, со своей одноклассницей, нарочито весело болтая и стараясь не смотреть по сторонам. А Серега – как в засаде сидел. Он выскочил из своего двора и преградил подружкам дорогу. В руках у него было двуствольное ружье. Женщины оторопело уставились на смертельно бледного Сергея.
– Надька, ты отойди! Люда, в последний раз спрашиваю тебя: пойдешь за меня? – хрипло сказал он, поднимая ружье.
Людмила, не сводя с него глаз, медленно помотала своей рыжеволосой головой:
– Нет, Сережа, я ведь тебе уже говорила. Успокойся и иди домой.
– А-а! – отчаянно закричал он, и выстрелил. Людмила упала на пыльную пятерыжскую улицу, забилась. В соседних дворах испуганно залаяли собаки, закудахтали куры. Сергей еще раз выстрелил в уже лежащую Людмилу и ушел к себе во двор, а стволы его ружья, из которого он только что убил свою возлюбленную, еще дымились.
– Боже мой, он застрелил ее! – только тут закричала вышедшая из оцепенения ее подруга и побежала прочь.
Скоро у дома Сергея собралась гомонящая толпа. Родители его были на работе – отец в поле, мать на ферме, младший брат на рыбалке, и Сергей закрылся в доме один. Когда дверь попытался открыть наш нештатный участковый, Сергей крикнул:
– Дядь Леня, уйди, выстрелю!
Толпа отпрянула от двери. Сергей, расслышав голос своего одноклассника, подозвал его, и они негромко поговорили через дверь. Потом одноклассник отошел, утирая слезы. И за дверью грохнул выстрел. Когда дверь сорвали с крючка и несколько человек вошли в сени, они увидели пытающегося встать с пола сконфуженно улыбающегося Сергея. Левая его рука безжизненно висела, а бок под ней был весь окровавлен – Сергей стрелял себе в сердце, да видно, рука в последний момент дрогнула, и дробовой заряд вырвал ему всю подмышку. Сергей потерял сознание. Его срочно повезли