Дмитрий УЛАХОВИЧ
САМОВЕР,
ИЛИ ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
1.
Развалины женского монастыря мало привлекали Глебова, чьё чувствительное сердце испечалилось за нынешнее краткое путешествие в старинный город Р., славный своими лечебными водами да приютом числящимся по разряду русской словесности гениям и знаменитостям. Куда по Руси ни кинь, особенно по древнейшим селениям одесную и ошуюю Первопрестольной, – разор, запустение да кручина. Уж как порезвилось-потешилось насчёт народных горестей содравшее с земли русской скальп, не забываемое по сю пору чудище со свастикой. Уж как поглумилось над природой русского человека другое чудовище, превратившее почти тысячелетние храмы – средоточие и опору жизни русской – где в склад, где в конюшню, где в артель по производству национальной одежды – ватников да брезентовых рукавиц, а где, если повезло, в оплёванные воинствующим атеизмом и подсолнечной лузгой дома одноразовой культуры.
Глебова звала возможность воочию увидеть монахиню, слухами о которой с недавнего времени полнилась здешняя земля и которую необоримым синодальным решением выдрало с корнем из отчих алтайских краёв на послушание восстановить былой женский монастырь. Когда ещё выйдет сойтись лицом к лицу с непонятной жизнью? какова она?.. зачем она?.. Эти простенькие, казалось бы, вопросики и последовавшая за ними всего лишь попытка мысленного эксперимента по переносу самого себя в предполагаемые обстоятельства уже пугали Глебова, имевшего, пусть и минутный, для поученья, опыт надмирного бытия и не состоявшего в робком десятке. Он передёрнул плечами и плотнее затянул куртку. На вопросительный взгляд жены ответил: “Прохладно стало”.
Оживить однообразный низкорослый пейзажик, местами помеченный скорбно выглядывавшими из-под травы останками кирпичных фундаментов, и придать поездке достойный случаю смысл старалась уставшего возраста путеводительница своими нескончаемо напористыми рассказами о соляных, кожевенных, кружевных да деревянных ремёслах, упрятанных войнами и самим временем подальше не только с глаз, но и от рук людских.
Глебов горестно осматривал привычную русскую землю, вскормившую и в себя же вобравшую сотни поколений, удивлялся шофёру, виртуозно управлявшему большим, не рассчитанным на российское своеобразие автобусом, который тяжело и нехотя переваливался с боку на бок. Узкая грунтовая дорога, охваченная встречными ветвями деревьев, оглаживала стёкла автобуса желтеющим осиновым, кленовым да липовым листом. То там, то сям дорога прибивалась к погруженной в высокие берега живописной речке Каменке, текучей серебристой чешуёй своей игравшей на солнце посреди осени. От противоположного, более низкого берега тесными рядами вширь и вдаль разбегались огороды и яблоневые сады с укоренившимися серенькими, кое-где подкреплёнными кирпи
чом домишками, покуривавшими в этот час предвечернего затишья лёгкими дымками, чем и выдавали пока наличествующую жизнь.
Наконец, после трудных манёвров автобус как бы запнулся и стал возле протоки, стянутой перекинутым через неё прочным бревенчатым мостком, явно рассчитанным на тяжёлый грузовой транспорт. Последнее подтверждали широкие на брёвнах земляные борозды да вкось и вкривь разбитый впереди чёрный путь.
Несколько отколовшихся от экскурсионной группы молодых людей, согласно возрасту, бросились обживать старые, обросшие, словно Шивы, множеством рук липы и клёны, визгом и хохотом огласив тихую округу. Откуда-то из кустов выскочила неопределённой породы собачонка, стала раскорякой, неуверенно тявкнула влево и вправо, помотала головой и вновь скрылась в кустах, где ещё раз недоумённо тявкнула и умолкла.
– Дачки-то городку вашему зачем? – обратился Глебов к путеводительнице. – В городке легко и чисто дышится, недорого, как мы заметили, живётся. Чего же ещё? Или привычка русская к своему клочку, к земельке своей, где что ни морковина, что ни яблочко антоновское – всё вкуснее соседского?
Экскурсовод взглядом снизу вверх измерила Глебова, усмехнулась:
– Может быть и вкуснее. Отчего же не вкуснее из рук-то собственных... да без этих дачек горожанам нашим хоть святых выноси, – она торопливо и коротко перекрестилась. – Чистым воздухом много не напитаешься. Трудно с работой. А уж пенсионерам и вовсе остаётся корм подножный. Раз-два в месяц проведёшь экскурсию – вот вся подмога... а ребятишки? Как они встречают вас, столичных гостей? Яблочком-то их не удивишь, конфеты вот глазами только и едят... одно утешение: разве что зубы здоровее будут, а то на стоматологах поиздержишься...
Глебов не ответил на риторический, в общем-то, вопрос; ему вспомнилась утренняя картинка: несколько ещё не вышедших из начальных классов мальцов караулом выстроились у передней двери автобуса и жадными глазёнками выпрашивали чего-нибудь вкусненького, а двое, что побойчее, заскочили в салон получить угощенье первыми. Их радовала любая от столичных щедрот карамелька. “Конфеток-то у меня и нет, – жалостливо сказала жена Глебова. – Жевачку дать? – мальчик согласно кивнул головой. – А ты знаешь, как с нею обращаться? Не проглотишь?” – и после радостного междометия “не-а”, выражавшего и полное знание предмета, и нетерпение, вручила подарок. Пацаны не совали полученное тут же в рот, но
Скачать полный текст в формате RTF