Иннокентий СЕРГЕЕВ

НЕ ИГРА

Да, я любил её, но это было давно. Теперь я боялся увидеть её, спустя столько лет. То есть я видел её конечно, по телевизору, на улице, но это не то всё. А вот так близко-близко, разговаривать с ней, слышать её голос... И не узнавать.
Хотя сохранилась она неплохо, можно даже сказать, не изменилась почти с тех пор, как мы гуляли с ней после школы по городу, а потом долго простаивали у её подъезда. На прощанье мы целовались, и едва приехав домой, я немедленно набирал её номер. Случалось, мы расставались в ссоре, и ждали каждый у своего телефона, кто из нас первым не выдержит и позвонит. И всегда первым оказывался я.
Она знала, что так будет и, устраивала эти ссоры как будто намеренно, для того чтобы лишний раз убедиться в этом.
Она играла со мной, и дразнила меня играючи.
Её зовут Зоя.
Фамилия у неё теперь другая, но все те же рыжие волосы, и глаза, большие, словно бы распахнутые в удивлении, тонкие тёмные брови и густые ресницы, и эта улыбка, мягкий красивый рот, и даже походка, лёгкая, но уверенная – всё осталось в ней прежним.
Должно быть, в неё и теперь влюбляются так же, как влюбился в неё я, и она знает об этом, и наверное, ей, как и тогда, нужно об этом знать.
Безупречность её жестов, движений, её лицо – внимательное или насмешливое – всё как будто выражает уверенность, но только как будто.
Это игра.
И наши нелепые ссоры были частью этой игры.
Конечно, я не мог понимать этого тогда, не зная ещё женщин и их притворства, я не умел разглядеть в этих распахнутых широко глазах затаённой тревоги, страха и недоверия. Она смеялась, и я смеялся с ней вместе.
А потом я увидел её с другим.
Это было в начале мая, мы учились тогда в выпускном классе, и до экзаменов оставалось чуть меньше месяца. Весна была ранней, было жарко и солнечно, город уже утопал в зелени, благоухали тяжёлые грозди сирени, пылали цветами клумбы, и ветви каштанов вот-вот, совсем скоро должны были украситься пышным убором из белых свечей.
Второе мая – праздничный день в городе, когда разом включаются все фонтаны, к общей и бурной радости горожан.
Она была с другим парнем. Он был пониже меня и вид имел в общем невзрачный. Одет он был аккуратно, но как-то безвкусно, и всем своим видом с ней контрастировал. Вот и всё, что я помню – я и разглядывать-то его не стал, смотрел только на неё. А она на меня, прямо и не скрываясь, тем самым взглядом, который я так хорошо знал. Этот взгляд предвещал ссору. Я кивнул ей, но не подошёл, а она даже не ответила мне и отвернулась.
Я стоял в нерешительности, не зная, что делать. Броситься к ней, негодовать, требовать объяснений, ведь вот она – я застал её на месте измены, врасплох, и вина её была очевидна. Но ничего подобного. Она знала, что я приду сюда, на Театральную площадь, знала,

когда я приду – мы условились встретиться, чтобы пойти гулять.
И она ждала меня, но не одна, и устроила эту сцену намеренно.
Теперь, следуя правилам нашей игры, я должен был ехать домой и ждать объяснений у телефона, а потом не выдержать и позвонить сам, и что-то говорить ей, потом...
Или сейчас подойти к ней.
Но я не мог, и знал, что уже не смогу. Всё переменилось, перевернулось в мире, во мне, и я понял, почувствовал, что никогда уже не будет как прежде, и я уже знал, почему -прежде были только мы двое, и в нашей игре не было других людей.
Они веселились вокруг, и она вместе с ними изображала веселье, и переигрывая, чересчур оживлённо о чём-то шепталась со спутником, поглядывая на меня  – сначала дразнящим взглядом, потом всё более удивлённо, с обидой, и наконец, жёстко и зло. А потом она вовсе исчезла – не удостоив меня больше взглядом, ушла своей решительной, быстрой походкой, а паренёк, её кавалер, едва поспевал за ней, и не сдержавшись, я рассмеялся – так жалко он выглядел. Она вздрогнула.
Наверное, она услышала.
Оставшись в праздничной толпе у фонтана, я постоял немного. Потом направился мимо памятника Шиллеру к зданию драматического театра, там ещё постоял, раздумывая, куда пойти – к зоопарку по Грекова, бывшей улице Глюка, по улице Брамса, или к площади Победы. Признаться, я вовсе не мог ни о чём думать.
Наконец, выбрал Брамса.
На полпути передумал и свернул к площади. Там, за зданием мэрии был ещё фонтан, и там, наверное, было сейчас шумно и весело.
Она, вероятно, пошла туда.
Но я не увидел её в толпе – искал её, но не нашёл. Её нигде не было. Я обошёл все фонтаны города, но её нигде не было.
Тогда я вернулся домой и стал ждать звонка, твёрдо решив, что сегодня не позвоню первым.
Первой должна была позвонить она, но конечно же, не позвонила, и напрасно я ждал этого. Порываясь набрать номер и каждый раз сдерживаясь, я наконец, просто отключил телефон. Родители позвали меня ужинать, и на какое-то время я даже забыл о ней.
Спохватившись, включил телефон снова, но теперь всё совсем запуталось.
Она могла звонить мне и не дозвониться – тогда у меня был повод узнать, так ли это. Но если она не звонила мне, то получалось, что я всё же позвонил первым.
Это было бы неправильным – это она должна была объясниться, ведь она сделала это всё намеренно. И зачем? Ведь ещё вчера мы расстались с ней так хорошо. Для чего она сделала это’7
Я должен был знать, и она должна была объяснить это.
Может, она звонила мне, когда телефон был отключен, но что мешало ей перезвонить позже?
Я понял, что не усну, и мне стало страшно. Тогда я позвонил одному своему приятелю, у него в тот вечер была компания, и отправился туда.
В разгар общего праздника переживать и думать о ней, это уж слишком.

Скачать полный текст в формате RTF