Евгений СЕРЕБРЕННИКОВ

МАТИ

Сначала их куда-то повели — как выводят стадо на осенний луг, когда проходит пора сочной зелени. Смерть шла впереди и позади них, и страшно им было оглянуться назад или посмотреть прямо перед собой. А потом Владыка сказал: — Режьте! Хотя нет... Повремените.
И воины Владыки, готовые по его Велению на всё, готовые даже ждать — наперекор своей ненависти — остановились, не пуская в ход ни мечи, ни нагайки. Колонна встала. Храпели лошади. Из ноздрей их клубился пар. Скрипела кожаная узда. Простуженные в северном краю всадники глухо покашливали в рукав, пахло перегаром и чадом почти уже догоревших факелов.
Женщины испуганно жались друг к другу. Ведомые ворогом, они в печали чаяли быть наложницами — их мужья уже позади, и глаза им выклевал ворон.
Но что-то не так сделалось на земле: эта война — самая долгая на их памяти — все не прекращалась, все тянулась, как тень от Большого дерева в вечерний час, и казалось, только всепоглощающая тьма способна остановить ее...
В этой стороне жили сотни ветров и очень мало племён. Люди часто ссорились и часто мирились. В знак примирения между племенами хотя бы один мужчина из одного племени брал в жёны девушку из другого племени и наоборот. Рожавшая женщина стоила коня, не рожавшая — свадебного танца. Бесплодную бросали в степи. Мужчины убивали друг друга и воровали друг у друга женщин, чтобы те рожали им сыновей...
Так было, так длилось много солнцеворотов, но за хвостом блуждающей звезды пришел Владыка и привел с собой много воинов. У него было множество лошадей и своих женщин. Он убивал направо и налево, в живых оставляя только жеребцов и кобылиц. Неравной показалась женщинам жизнь с разных концов. Не равной — как в древние времена.
Владыка простер руку и, обернувшись, что-то шепнул высокому черноглазому воину, застывшему в позе почтительного внимания у него за спиной. Женщины стояли посреди открытой степи, глядя в землю, и со страхом ждали свершения своей судьбы. Ибо Смерть, вышедшая из глубин Рокового холма, уже простёрла над ними свой холодный терпкий туманный саван.
— Слушайте, грязный и продажный народ! — обратился Владыка к кучке оборванных, чумазых пленниц. — Я не питаюсь падалью, но, если тухлятину не сжечь, — плодятся мухи и навозные черви. Я поклялся стереть ваш род с лица земли, и я почти уже сделал это. Сейчас вам всем перережут глотки, а после сожгут, чтобы и волоса вашего не осталось.
Стоны и плач были ответом и знаком того, что Владыку услышали. Двадцать три женщи

ны, лишившиеся своих детей, все еще способные рожать, стояли перед Ним и его воинами, в полуразодранных одеждах, со спутавшимися распущенными волосами, босиком — ни в бреду, ни в страшном гневе, ни ненавидя они не смогли бы допустить в свое сознание того, что сейчас должно было произойти. Как ? Почему ? Отчего?.. Что, в конце концов, нужно от них этим мужчинам?
Как этот человек может покушаться на ЖИЗНЬ?! Не на жизнь другого человека, а на саму ЖИЗНЬ... Их отцы, мужья, братья и дети дрались и иногда убивали друг друга, с малолетства познав тяжкую жизнь степи. Убитого мужа заменял другой — убийца или брат погибшего. Отцом становился вождь племени. Дети рождались и умирали, уходили навсегда или возвращались с добытыми жёнами. ЖИЗНЬ не прекращалась ни на мгновение. И только неисповедимо откуда взявшийся Владыка покусился на целый род человеческий: на род Бегущего-впереди-всех и на род Счастливца-полной-луны, и на род Незнающего-страха-тьмы, и на род Скользящего-водной-гладью, и на род Сидящего-у-большого-костра, и на род Старейшего-среди-равных , и на род Охотника-дивных-полей, и на род ...
— Но я сохраню вам жизни, если одна из вас добровольно, сама решит умереть... — Он зевнул. — ... такой смертью... — Владыка приосанился и в раздумье уставился на кончик уха своего коня. Его глаза скрылись за краем отороченной чёрным мехом шапки-маковки. И сам он, облаченный в темную, почти черную кожу, с серебряными украшениями, с большим кривым мечом в чёрных ножнах, на вороном коне казался сумраком еще до конца не отступившей ночи. Наконец Он поднял глаза — серые щербинки в глиняном кувшине; его гладкие лоснящиеся щёки задвигались — он произнёс:
— Ей разрежут живот, обмотают требуху вокруг шеи и закопают живьём в землю.
Повисло молчание. Воины ждали мановения руки.
Рядом с Владыкой на белесой кобыле замер в своём седле колдун. Он с полуулыбкой взирал на закоченевших от страха и утреннего холода пленниц. И такая же “глиняная” голова на его плечах в меховом уборе, как и у Владыки, но с

Скачать полный текст в формате RTF