Ирина АРГУТИНА

ОТСЧЕТ
С ОДУВАНЧИКА

* * *

О как легко и не сердито
весной, в шумливый день базарный,
в ловушку форточки открытой
влетает ветер лучезарный!

В моем кубическом бедламе
ему уже не отвертеться.
Взбодрив обросшее годами
неповоротливое сердце,
он разбивается о люстру
холодным стуком кастаньеты,
и злая дрожь стекла и света
родит биение предчувствий,
не узнаваемых до срока,
не изрекаемых словесно, -
блаженна истинных пророков
всевременная неуместность! -

И мир безжалостно нанизан
на пыльный луч, как на иголку...
А солнце бродит по карнизу
и примеряет треуголку!

ПУТЕШЕСТВИЕ В КИММЕРИЮ

Не ждать погоды. Ехать к морю
искать покоя.
Привычно море слезы смоет
водой морскою.

Она ничуть не огорчится,
вода морская,
когда, от пятки до ключицы,
беда людская
в нее войдет -
и станет легче
почти в три раза,
слегка отпустит вольных женщин,
парящих брассом.

Заплыв далек, а небо - сочно,
волна - небрежна.
Рассыпан сахарный песочек
на побережье
чужой страны,
                     родной когда-то,
где море, внемля
всем анекдотам бородатым,
целует землю.

ДЕТСКИЙ АЛЬБОМ

1.

Трехрожковая люстра висит пауком в тишине,
затаившись в темнеющем небе
                                            над детской кроватью.
Доедают на кухне свой ужин отец-инженер,
мама, бабушка, дед с прикатившей
                                            на праздники сватьей.

Детский плач не услышан,
                               поскольку совсем не криклив,
и еще не навзрыд, и, почти не по-детски, -
                                            в подушку.
А на кухне жуют за беседою, двери прикрыв.
Мерно клацают вилки
                                и ложечки тенькают в кружках.

Только дед музыкальное ухо напряг:
                                            "Я сейчас!" -
и неслышно подкрался
                       в поношенных войлочных тапках.
"Что ж ты, детка, не спишь?"
                                            А у детки слеза горяча
от горючих прозрений,
                          рожденных в ужасных догадках:

"Деда, мама умрет?" Бедный дед обомлел:
                                            "Да ты что!" -
"Никогда-никогда?" -
                                и доверчиво ждет обещаний.
Дед не может соврать.
                       Хоть бы кто-то на помощь пришел!
И является бабушка, миску прижав с овощами

к необъятной груди, - а за нею и мать, и отец,
и приезжая бабушка тоже бегом прибежала.
И дрожит синева,
                            как на кухне дрожал холодец,
от семейного смеха
                        над столь отдаленным кошмаром.

И, утешив дитя, осознавшее все наперед,
целый вечер на кухне решали иные задачи.
А ребенок затих. Стало ясно, что мама умрет,
но над этим, наверно, хорошие дети не плачут.