Пора собираться в дорогу,
в нелегкий, быть может, поход,
и пусть лишь о верности долгу
труба эскадрона поет:

“Вы жили, дружили, блажили,
вы красное пили вино,
девчонкам головки кружили
и были во всем заодно”.

Так что ж, мой драгун оловянный,
так что ж, пустомеля-поэт,
по воле судьбы покаянной
заброшенный в нынешний бред,

пора: собирайся в дорогу,
в последний, быть может, поход,
и пусть лишь о верности Богу
труба пастушонка поет:

“Вы жили, тужили, служили,
вы белое пили вино,
вы головы честно сложили
за все, что вам жизнью дано.”

О долге, свободе и чести
довольно накропано од.
Мой друг, мы отправимся вместе
в последний, быть может, поход.

В ПУТИ

Под небом голубым
Округлы дерева,
Над красной кровлей дым
Колеблется едва.

Дорога мне легка,
Удобны башмаки,
И пальцы ветерка
На лбу моем легки.

Пушистый вьется дым,
Курчавится листва,
Под небом голубым
Шуршит-поет трава.

И птичья трель легка,
И крылья птиц легки.
Господняя рука,
Коснись моей руки.

К...

Я думал о тебе, любовь моя,
И, может быть, в те самые минуты
Ты обо мне задумалась — как будто
Тебя навел на эти мысли я.

Но коль и съединился с мигом миг,
Все ж мысли разные владели нами, Несходными влеклись они путями,
Неодинаков был у них язык.

Ни ты, ни я не вырвемся из круга,
Где порознь нам томиться суждено:
Совпасть словам и думам не дано,
Нам перелиться не дано друг в друга,

УГЛЕМ НА СТЕНЕ

(14 декабря 1796 года).

I.

Вчера — под замок,
И завтра — расстрел.
Я все-таки смог:
Хотел и посмел.

И завтра смогу
Под плач трубача
На красном снегу
Уснуть без плаща.

II.

Все, что любил (сберег? сгубил?),
С собою не возьму.
Я в жизни часто счастлив был
Наперекор всему.

III.

Прощайте, милые! Какая благодать:
Не знать, не чувствовать, не мыслить, не страдать.

Атааллах АРАНИ
(Теодор Шумовский)

Будем точны: известнейший русский ученый-арабист и поэт Теодор Адамович Шумовский (род. 1913) нигде и никогда прямо не указывал, что поэт XV века Атааллах Арани, писавший на арабском и отчасти на персидском языке, — целиком и полностью плод его выдумки. Но сведения, сообщаемые в разделе “Судьба поэта” книги Т.Шумовского “У моря арабистики” (Москва, 1975), содержат все необходимые признаки жанра. Рукопись, найденная в далеком 1936 году студентом Ленинградского университета в заброшенном строении во дворе одной из мечетей родной Шемахи в Азербайджане. Бесследное ее исчезновение вместе с уже готовыми переводами в 1938 году, в период “вынужденного отсутствия” хозяина. Восстановление (и завершение!) переводов “по памяти” после 1949 года, когда вновь случилось “вынужденное отсутствие”, и арабисту пришлось, по его свидетельству, “трудиться на лесоповале, на шпалозаводе, грузчиком, на железнодорожных, сельскохозяйственных работах”. Отсутствие имени Арани во всех известных справочниках и научных трудах по литературам Востока. И вместе с тем — удивительная созвучность его судьбы судьбе Теодора Шумовского, а творчества — середине XX века. Иногда “переводчик” как бы “проговаривается” (едва ли нечаянно!): в одном из рубаи поэт XV века слово в слово цитирует Гете (“Остановись, мгновенье, ты прекрасно!”), в другом — популярный советский шлягер (“ты сама еще не знаешь, до чего ты хороша”). Все это, думается, позволяет нам считать Атааллаха Арани (чье “наследие” в целом составляет тысячи строк и включает не только рубаи, но и произведения более крупных форм) “поэтом, которого не было”. Но который, тем не менее, существует.

***

Выпить всю тебя до дна?
Почему ты так хмельна?