Рудольф КОТЛИКОВ

НАДУВНОЙ ГОРОД

В моих бесконечных странствиях-походах я много необычного перевидал. Но вот один город мне особенно запечатлелся, он как бы намалёван красками на холсте моей памяти. Добирался я туда трудно, на электричке, затем на телеге, а потом уже и на своих двоих. Миновав болота и овраги, довольно обычные в тех местах, за стеной болтливых деревьев мне открылся широкой панорамой город, который поразил моё бывалое воображение, как неожиданная пощёчина. Опишу его, однако кратко, потому как уверен, вы легко найдёте пространное описание в карманном географическом справочнике Шлакбаума и Пущеветра.
Праздничный шум окружил меня сразу при вступлении в город. Повсюду сновали пешеходы и метался транспорт во всех возможных и невозможных направлениях. Правил уличного движения, как видно, просто не существовало. Но и несчастных случаев не наблюдалось, да они и не могли произойти по простой причине. Но об этом ниже. Люди одеты в костюмы и платья из мыльных пузырей великолепных расцветок, словно их коснулась кисть Фра Анжелико или Филиппо Липпи. Само собой разумеется, одежды были абсолютно прозрачны, что, однако, не смущало жителей. Здания и городской транспорт — надувные. Это вносило в быт жителей исключительные удобства, которые трудно переоценить. Здесь осмелюсь заметить, что нашей пресловутой цивилизации не мешало бы позаимствовать кое-чего у этих праздничных жителей. Дома легко переносились с места на место, что делалось для разнообразия. Рабочие и служащие часто, придя на работу, не могли найти своё учреждение или завод. Все справки об изменениях зажигались на световом табло огромного размера, такие табло развешивались в разных районах города. Транспорт был абсолютно безопасен. При столкновении автомобили лопались, и обескураженные, но привычные пассажиры беспомощно и в беспорядке валились на землю. Двигатели не загрязняли воздух — их не было. Транспорт двигался за счёт ветра, а когда ветер стихал, пассажиры дружно разгоняли автомобиль, и дальше он двигался по инерции. Случались и казусы, когда ветер дул не в ту сторону, поэтому люди частенько опаздывали и попадали не туда, куда имели надобность попасть. В силу тaких непредсказуемых опозданий учреждения, рестораны, магазины, бани и общественные уборные работали круглосуточно.
Одолженная городским консулатом мне, как знатному гостю, проводница по имени Елейка охотнo показывала город, а я, признаться, хоть и одним глазком, но бесстыдно экскурсировал по её ладной фигурке. Однако же и успевал записывать увиденное в путевой блокнот. На кипящем толпой перекрёстке какой-то школьник, заглядевшись на что-то, толкнул мою проводницу своим ранцем. Шар лопнул, издав громкий звук, Елейка ахнула и попыталась прикрыть своими тонкими ладошками неизданные места. Она смутилась до пурпурности и прижалась к моему мундиру. Впрочем, на это никто не обращал внимания, дело привычное, в воздухе то и дело раздавались красивые ухающие или протяжные звуки лопающихся шаров. Если бы не паузы, наверное, получилась бы изумительной красоты мелодия, торжественная, как гимн, и

нежная, как первая нежданная любовь. Я бы настоятельно рекомендовал нашим композиторам взять творческую командировку и приехать сюда для оперативного создания новых музыкальных шедевров. Но приношу свои запоздалые извинения за отступление. Возвращаюсь к прерванному. Появился один из многочисленной армии уличных торговцев шарами, и моя Елейка облачилась в новый несказанно-фиолетовый шар. Я же со своей стороны старался сохранить складки и помятости на моём обмундировании в тех местах, где Елейка прижалась ко мне. Сохранить складки — это дар её нетронутой красоте и весенней нежности. Поэтому я решил довезти складки до моего города и передать в музей, естественно, сделав предварительно копию для себя и моего друга.
Наверное, пришло время описать внешность моей проводницы. Но это же не роман, простой отчёт о поездке, так что я буду не очень подробно. Внешность, в сущности, довольно обыкновенная, но вот глаза — глаза излучали видимый свет, согревающий в холод и охлаждающий в жару, это был тот необыкновенный взгляд, о котором принято говорить, что он ранит, но я бы сказал наоборот — исцеляет. Серый дымный цвет которых можно без утоления пить и пить... Да и движения её были мягкими, и ступала неслышно,.. словом, женщина, рождённая на погибель и возрождение нашего мужского пола, на вечную погибель и возрождение, как птица Феликс, кажется. Ну, много потратить слов на её описание, конечно, не жалко, но на город у меня уже не много осталось слов.
Всё же коротенько постараюсь описать экскурсию.
Прежде всего мы посетили общественные уборные. Строгий интерьер концентрировал внимание посетителя, не давая ему предаваться посторонним легкомысленным идеям. В наглухо изолированных кабинках, тщательно прячась друг от друга, люди поглощали пищу, которую разносили покрытые плесенью старухи в рваных халатах, они же убирали за клиентами. Таким образом оставалось полнейшим секретом, ктo чем питается. Мне понравилась деловая обстановка общественных уборных, серьёзная тишина, только глухой стук тапочек разносчиц, дружная, слаженная работа челюстей и зовущий звук отрыжки.
В кафе и ресторанах люди общественно, уже не прячась друг от друга, справляли естественные нужды под звуки бравурного духового оркестра. Здесь же совершались серьёзные сделки и деловые совещания, а также знакомства и дружеские встречи. Красивые, вышколенные, холёные официанты во фраках разносили на подносах старые газеты, специалисты-разминатели тут же мяли газеты, превращая их в мягкий клубок поистине ловко, быстро и чрезвычайно профессионально. Затем газетный клубок торжественно вручался клиенту или клиентке под торжественные звуки марша Мендельсона. По желанию можно было заказать и высокопрофессионального подтирателя.
Особенно мне понравились бани, даже уходить не хотелось. Вода, смешанная с пивом, лилась прямо с потолка. Мылись на выбор: молоком, простоквашей, рассолом, коньяком, водкой, красненьким, спиртом, политурой, денатуратом, одеколоном — словом, что душеньке угодно будет. Шайки и мочалки разносили розовощёкие школьники, работающие поочерёдно месяц в году, как общественная нагрузка.
Академия наук поддерживала город на высокой платформе морали и величия духа. Армии не было, упразднена за ненадобностью много веков назад, вой