резвителем научены – туда тоже сгребают в первую очередь людей с деньгами, и только в крайнем случае бичей каких-нибудь.
Суд идет. Приговор имеет значение только для одного человека – для Быкова. Все остальные уже отбывают срок. Те, кто затеял это действо. Те кто в нем активно участвовал. Те, кто был вовлечен случайно или по недомыслию. И те, кто наблюдал все это со стороны. При том, что сейчас они находятся по разные стороны, Быков и Струганов на самом деле прошли один и тот же путь: они пытались играть в чужие игры. Может быть, на своей площадке они были вполне успешными. Но есть большая разница – игра по правилам, пусть даже жестоким, и игра без правил. Нет, даже не так. Игра, в которой твой партнер оказывается соперником неожиданно для тебя, а правила игры меняются произвольно, и все время – не в твою пользу.
Все-таки, как быть с тем багажом, который Анатолий Быков захватил с собой из своей бурной молодости? Что можно и чего нельзя? Приблизительные ответы уже получены, но как-то не хочется верить, что они окончательны. И если даже так, то определенность нужна: да, некоторым можно все. Огласите весь список. Остальным – смотри пункт первый. Это тоже закон. Мещанский межмуниципальный суд может принять историческое решение. Согласно приведенному здесь закону.
Нет нужды проводить какие-то аналогии между возможностями подсудимого Быкова и возможностями любого другого подсудимого. В конце концов, государству нужна статистика, невозможно служение закону поставить на стопроцентно коммерческую основу. Это очевидно. И вполне вероятно. Кто-то жаловался на то, что роль государства не видна? Так это проблемы зрения. Пусть она и не очень видна. Зато как чувствуется, на собственной шкуре. Сейчас понятно, отчего это люди так стремятся во власть, в политику. Это перестало быть вопросом диких заработков легких денег. Тут уже серьезнее – инстинкт самосохранения гонит. Лучше быть винтиком этой машины, чем у нее под колесами валяться.

г. Красноярск

Виктор Петрович очень дружил с семьей Зеленовых...

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
В.П. АСТАФЬЕВА

Григорий ПОЖЕНЯН

***
Когда прозрение слепцов
нисходит к нам в минуты тризны.
О, как мы любим мертвецов,
живых не жалуя при жизни.
Как лицемерно прячем взор
за неприкаянное слово.
И бронированный позор
не разъедает души снова.
Читает проповедь палач,
а мы, как во хмелю жестоком,
где кружит коршун и где грач,
уже не различаем толком.
А те, что раньше без помех
нам выворачивали руки,
теперь берут нас на поруки,
друг другу отпуская грех.
В своих роскошных крепостях
они ничуть не постарели,
как будто знали, что простят
опять Володи и Андреи.
Так издавна заведено
под нашим непреклонным небом:
одним — всегда рождаться хлебом,
другим — молоть его зерно.
Но все старанья не пусты.
Жить можно и без ободренья.
Хватило б сил, и прямоты,
и краткой жизни для прозренья.