Андрей Новиков

МЕТАФИЗИКА
ТАЛАНТА

Автор – известный публицист и литератор – размышляет о природе человеческой одарённости, приводя примеры из собственной жизни.
Так называемый талант.

При слове “талант” у меня возникает желание дать в морду.
Сказать автору, что он талантлив, есть то же самое, что сказать девушке, что она “красивая”. Хорошо, если при этом руку на колено не кладут. Это – общее место с переходом в пошлость.
Выражения “талант”, “талантливый” употребляются теперь повсеместно. Их раздают, точно медали. Может показаться, что вся страна у нас – сплошные таланты. Слово это в большинстве случаев лишено точного значения. Часто талантливостью называют обычный профессионализм, даже не делая различий между ними. Часто – тривиальнейший факт принадлежности человека к номенклатуре. Выражение “талантливый сотрудник” эквивалентно: “наш сотрудник”, т.е. то, что этот сотрудник принадлежит какому-то коллективу. Кстати говоря, русское понимание героя, гения или просто выдающегося человека также всегда предполагало его принадлежность общине, народу как вдохновляющей и организующей его силе (в отличие от западной традиции “харизматической личности”, “гения”, имеющего источник внутри себя и несущего в себе очень сильное эгоцентрическое начало).
Русский “талант” – соборен и, следовательно, несёт в себе неизбежную печать общественного признания. Но общественное признание – явление по большей части лицемерное. Признают всегда чаще, чем видят. Вот почему соборное понимание таланта вырождается в собственную противоположность. Начинается раздача медалей, создание культурных номенклатур и, в конечном счёте, оказывается, что “талантливыми” называют тех, кто таковыми не является.
Напротив, истинные таланты, основанные на эгоцентрическом вращении, та же соборная традиция маргинализует, рассматривая их как “выскочек”, то есть субъектов, которым присуща “мания величия” и проч., и проч.

В пример приведу себя.
Вплоть до 20-25 лет (то есть до того момента, когда я стал интенсивно публиковаться в отечественной и зарубежной периодике) мне никто не говорил о моей “талантливости”. В школе мне за сочинения ставились тройки. Считалось, что пишу я очень тяжело, косно, с большим количеством грамматических ошибок. Мои ответы на уроках истории и астрономии вызывали смех, т.к. я, по общему признанию, нёс белиберду, подменяя знания о предмете собственными измышлениями. Моя интуиция, живая мысль, проникновение в суть рассматривались учителями как “схоластика” и “резонёрство”. В конце концов, меня вынудили уйти из школы, после чего сразу поместили в психиатрическую больницу, где принялись лечить от шизофрении. Выйдя из больницы, я пытался опять писать – и вновь безуспешно: эссе, рассказы и афоризмы, которые я предлагал в разные изда

ния, были признаны очень посредственными. (Замечу, что сегодня, когда я даю почитать эти произведения, никто не верит, что я их написал в 15-17 лет).
Удивительно и другое: чем ярче я писал, тем больше меня обвиняли… в общих местах. В частности, мне говорили, что я – не автор собственных афоризмов, что они – результат компиляции или в лучшем случае реминисценции изречений каких-то “классиков”, когда же я просил указать мне места, которые я якобы компилирую, никто этого почему-то не мог сделать. Возникала странная история: чем ярче была моя творческая индивидуальность, тем меньше были готовы поверить в её существование. Даже сейчас, не имея возможности отрицать мою аутентичность, про меня говорят, что мой стиль, мои мысли и идеи – это всего лишь реминисценция тех идеей, которые якобы давно известны. Я на них не обижаюсь: каждый в таланте видит то, что хочет увидеть. Я даже готов признать себя плагиатором: в одном афоризме я написал, что я – плагиатор Бога, ибо Бог – единственный “классик”, у которого я позволяю себе “красть” идеи. Других я просто не признаю. Вообще же у меня выработалось твёрдое убеждение в невозможности таланта, если под талантом подразумевать абсолютную аутентичность, подлинность. Наш постмодернистский век, сошедший с ума на всяких “реминисценциях” и “косвенных цитатах”, видит в таланте недоразумение. Отблеск на домашнем сервизе считается важнее солнечного света. Удивительно, что когда я заставлял себя писать вещи не менее претенциозные и более “посредственные”, они проходили без проблем. Именно так мне удавалось печатать многие из своих газетных статей. Сама политика, в которой меня теперь упрекают, была для меня псевдонимом чего-то большего: я полагаю, возможностью поиздеваться над русской историей, которая мне всегда казалась слишком чудовищной. Когда же моё вольнодумство открылось, меня вновь перестали печатать.
Все люди, общавшиеся со мной, отмечали мою необычайную бездарность и серость, временами переходящую в гениальность. В человеческом плане я многих разочаровывал. Было невозможно поверить, что такие умные статьи пишет столь посредственный человек. Я был очень посредственный человек. Для того, чтобы мною не восхищаться, меня на всякий случай презирали. Женщины, кстати, в большинстве случаев тоже во мне ничего не видели. У меня был высокий рост, но, надо полагать, меня портила некоторая сутулость, что ли (мне, впрочем, кажется, что сутулость и есть следствие высокого роста), – во всяком случае, ничего такого, что привлекло прекрасный пол. Я был “вещью-в-себе”, шизоидом в прямом смысле.

Скачать полный текст в формате RTF