ДиН память
Николай ОРДЫНСКИЙ
Из поэмы «Русский сон»
ПРОПАСТЬ -
НОСТАЛЬГИЯ ПО КРОВИ
Если есть у дней сюжет,
то возможна и развязка.
Мы еще играем жертв,
но уже привыкли к маскам.
По щекам, как бланманже,
вниз течет— восходит к ласкам—
звон пощечин госпоже...
в пьяном мужнем кураже,
в трезвой ярости голяцкой
на кулончик Фаберже—
глазки режет.
...Я б зашел издалека,
да осталось на два свиста
жизни...Будущее мглисто.
Что до прошлого—пока
то восход в нем, то закат...
по трактовке из корысти
первой скрипочки—хористом,
паутинкой—паука.
Но смывает, словно пристань,
века сохлая река—
человека.
Горят, горят мосты...
С двух концов их поджигали.
Двух гонцов тут поджидали,
хоронились за кусты...
и обоих—на кресты.
Как умели , в кожу вмяли
ржавый гвоздь кривой версты...
подожгли охапку дали,
мост спалили—и рыдали,
там и тут троя персты
в двоеперстьи.
Не оттуда ль эти сны?—
Явь пронизывают бреды,
гибнут лучшие сыны,
пухнут с голода победы...
Песни глохнут, недопеты
в честь мифической весны—
мы живем, и в кои леты
по хребтам не бродят плети,
а висят, занесены...
Ждем, погладят вдоль спины
хворостиной.
Друг единственный мой—страх,
ты всё более случаен.
Я кручусь, а за плечами
ты, фигура умолчанья—
шельма, шушера, шустряк...
Я ворочаюсь ночами,
и в глазах моих пестрят
трупы снов—однополчане
с опустевшими очами
и желаньем—так-в-растак!—
гаркнуть: «Баста!»
В белых розах мукомол,
в черных ризах трубочисты
входят в дом мой. Стол расчистив,
я сижу, как мухолов
в изголовье у Пречистой
Девы—пальцем уколов
посетивших: «У кого
тыщу лет еще путчисты
будут, в ванну помочившись,
запивать одеколон
кока-колой?»
Невозможно в грязь втоптать
то, что по уши погрязло
в дерьмеце, и лечит язвы.
Но не те, что голодать
помогают...Свет мой ясный,
новых дней полночный тать—
не тебя ль любила мать
и рвала от сердца, в ясли
уводя...не ты ли мчался,
золотел, как Колыма—
вдоль Чулыма?!
Это надо же—страну
разделить таким макаром:
одному зерно задаром,
а другому в долг стерню.
Одному—дворец с тюрьму,
а другому—дворик с нары...
Молодой я или старый,
а никак я не пойму,
иль богатство свату—карой,
или бедность по уму
дали куму.
Я готов признать, что я—
мрачный тип, что я не волен,
видя траур бытия,
знать о том, что сам я—болен...
И не мальчик...но тем боле!—
я готов встать для битья,
как с монтажником бадья,
как болельщик на футболе
и как ветер в чистом поле...
как в гробу встает бедняк:
звон...обедня!
Мы убийцы робких рощ—
на задворках скудных пашен.
Пантеон тосклив и страшен:
в наши мощи хлещет мощь
разрушенья...День погашен.
Пей, земеля, хошь-не хошь—
на закуску дряблый хвощ—
мы останемся при нашем!
Ну, а внукам пусть отпляшет
на аркане тоща вошь...
Водка—рашен!
Знать, досталось чересчур
нам пространства—выше крыши.
Государственные мыши
наши, кажется, чуть-чуть
покрупней чужих чучундр.
Почему же мы-то жиже
хилых тамошних пьянчуг?—
Вот вопросы. О престиже...