Дарьяна АНТИПОВА

ДОЧУРКА

Не люблю родственников за то, что они непоколебимо уверены, что знают меня, как облупленную. Естественно, глупо и думать, если видел ребёнка в коляске, ревущего от неожиданно мокрых пелёнок, то это даёт тебе право свысока к нему относиться и указывать ему на то, что он, по вашему мнению, хочет. Моя мама считает, что я хочу стать интеллигентной гордостью нашего города, и для этого хочу поступить в танцевальный ансамбль и без условных троек закончить музыкальную школу по классу гитары.
А я хочу шарики. Знаете, когда идёшь по парку Горького летом, там над серыми головами реют в воздухе разноцветные шары. Так вот, я их не люблю. Зато я жить не могу без “стареньких” шариков ещё маминого детства. Они не взлетают ввысь. Не качаются над головами взрослых, и их нельзя складывать в однотипные фигурки страусов. Нет. Они тащатся вслед за мной, подпрыгивая о подошвы спешащих куда-то людей, и мягко пружинят, если их прижмёшь к груди и потрёшься щекой. Потом смотришь на своё мутное отражение со вздыбленными волосами и разговариваешь с ним. В детстве я целовала его и пыталась весь засосать вовнутрь, так, чтобы лопнул. Я знаю, это очень глупо, но завтра у меня день рождения, и я хочу шарики. Много – много. Разных, и во всю квартиру.
Я часто так иду по улице и мечтаю. Сегодня новая тема – десятилетие. Давно я не справляла свои новые числа и “поседевшие” волосы, как говорит мама. Мама не хотела отмечать мой день рождения пять лет, которые я помню. Говорила, что особенных дат ещё не было. На самом деле она боится этого праздника, боится открыток, которые скидывает нам в ящик тётя Вера. Каждая из них начинается с милой фразы: “Дочурка, а тебе сегодня…” – и нужная цифра. Правда, 2 года подряд приходили открытки с числом 8. Конечно, у папы на работе много разных цифр, и он мог забыть эту одну-единственную. Так я стала на год младше. И завтра на свежем, пахнущем какой-то другой жизнью бланке будет аккуратным почерком выведено: “Дочурка, а тебе сегодня девять”. Нет, девять мне сегодня. И я иду в школу в синих кроссовках, хотя на улице кое-где лежит снег.
А вот и моя школа, в ней я обычно мучаюсь полдня. Недавно пыталась подсчитать и ужаснулась тому, что вышло. Половину своей жизни я провожу там, в этих злых и вечно что-то требующих коридорах. А сегодня около дверей собрался почти весь народ школы. Я подпрыгнула на ходу, но взрослые старшеклассники упрямо стояли стеной. Где-то справа мелькнуло лицо моей единственной подруги, я рванула за нею. Кто-то больно схватил моё плечо, дунул в пространство моих ушных раковин что-то наподобие приказа не мешать и насчёт моей совести. Я вырвалась, подтянула портфель на курточке и стала продираться дальше. Вдруг воздух колыхнули тягучие звуки духового оркестра. Рядом зарыдали. Девчонка из седьмого класса, мой давнейший безжалостный враг, регулярно встречающая меня по дороге домой со своей компанией, сейчас дёргалась в объятиях такого же заплаканного одноклассника. Мне даже стало её жаль.
Моя подружка стояла неподалёку. Я подскочила к ней.
— Здорово, ты придёшь завтра ко мне на день рождения?

Подруга молчала, глядя мимо меня. Я обиделась. Развернула её к себе лицом. Она прошептала:
— Настя из… 7Д от диабета умерла…
Никакой Насти из 7Д я не помнила. Хотя… нет, была такая. Раза два просила нехватающий рубль на дорогу. Или не она? Но точно была. Была… Странно как-то.
— А вон её мама, — так же тихо показала мне подруга на женщину в чёрном платке около. Меня передёрнуло. Лицо Насти как-то криво осунулось, глаза не были закрыты до конца, и создавалось жуткое впечатление, что она сейчас улыбнётся вдруг этими белыми губами, окинет всю эту толпу весёлым взглядом и спросит: “У вас нет рубля? Я на булочку истратила, теперь не хватает”. А её мама… не люблю я смотреть на плачущих матерей, они мне всегда напоминают мою. А что моя? Может, и сейчас в подушку плачет, а потом будет, счастливая вся, с днём рождения поздравлять.
— Так ты пойдёшь завтра ко мне? – с надеждой спросила я подругу.
— Да как ты можешь? — она оттолкнула меня, рванула в толпу.
Я не выдержала вдруг, закричала вслед.
— Что я теперь, до конца жизни должна траур носить?!!
И побежала от презрительных, удивлённых, возмущённых, испепеляющих, ненавидящих, кричащих сотни, нет, тысячи глаз…
Остановилась только через три дома. Стукнулась о серую стену пятиэтажки.
Ну, в чём, в чём я виновата! Впервые в жизни у меня должен был быть день рождения! Там никого не будет, кроме мамы и…? Я эту Настю даже не знаю! Она там лежит, окружённая толпой и куклами Барби на белых простынях, и тоже ничего-ничего не знает обо мне!
А у меня завтра день рождения… Успокойся. И не такое бывало. Пусть рядом будет одна лишь мама и открытка отца. И, может быть, она подарит мне шарик. Синий или фиолетовый… И я сяду с ним ночью на кровати, прижму к груди и поговорю с отражением. Только он никогда и никуда не убежит… Только лопнет, если я захочу прижать его сильнее…

LЕТО

Аяс взметнулся на забор и свалился на еще сырую от ночи землю. Бесшумно пробежал по двору, кинул Тошке кусок хлеба, залез по влажной веревке под крышу, столкнулся с пучками вонючей травы и запнулся. В темноте нашарил одеяло и, заржав басом,