Александр АСТРАХАНЦЕВ

ДНЕВНИК ОБРЕЧЕННОГО

7 НОЯБРЯ, СУББОТА

Начал новую тетрадь; хочется пожелать себе, чтобы моя жизнь, которую я буду в этой тетради записывать, стала бы более наполненной, чем раньше. Это ведь всегда так: новый ли год начинаешь, или новый этап жизни, или какую-нибудь работу — всегда хочется, чтобы действительно все было сразу новым. Хотя, увы, не все всегда от нас и зависит.
Ну ладно... Итак, что же я успел сделать за день?
Да, с утра Анна попросила выколотить ковер: затеяла уборку и — иди-ка, говорит, погуляй немного, не мешай — вон какой снежок на улице; да выбей-ка, говорит, заодно ковер... Взял я ковер, вышел — а снег, действительно, умопомрачительный: вот как по струночке все равно каждая снежинка скользит, тихо так, плавно — и как-то сразу вспомнилось, какой сегодня день, молодость припомнилась: как надо было бежать спозаранку на демонстрацию, успеть занять места в колонне, пока улицы не перекрыли, а потом пройти в строю мимо трибуны и что есть мочи крикнуть хором дружное “ура” всем, кто стоит там, наверху, на трибуне... И так захотелось вдруг снова на площадь: шутка сказать — четверть века, со школьной скамьи хаживал. Отнес ковер, сдал с рук на руки.
— Знаешь, что? — говорю. — Пойду-ка еще прогуляюсь по снежку, чтобы тебе не мешать, не возражаешь?
А она и рада.
— Валяй, — говорит, — только не сильно долго, да хлеба не забудь на обратном пути купить!
Прихожу туда, а там уже — народу! В одной стороне, вокруг памятника Ленину, толпа собралась: тут и молодые ребята в полувоенном, и какие-то горластые женщины, но больше все старички в старомодных двубортных одеждах; все с красными ленточками на груди и с красными личиками (причастились
ради святого праздничка), с красными флагами и транспарантами; вскарабкиваются на пьедестал — трибуны теперь никто не строит — взмахивают кулаками и призывают к сплочению рядов, к борьбе и захвату власти... Постоял, послушал. И так это пахнуло стариной! Пошел дальше.
А на другом краю площади — тоже, оказывается, митинг, только здесь больше молодых. И тоже все выпивши — а ведь это явно не их праздник, вот в чем штука! И тоже кричат и флагами машут. Только флаги у них разные: трехцветные, зеленые, голубые. Спросил у одного: а что, голубые нынче все также интернационализм означают? Да нет, говорит, это “голубые” со своим флагом пришли, но это, мол, все одно, потому что гомосексуализм интернационален и у него нет границ... А призывали здесь, как я прислушался, громить “сборище коммуняк под Лениным”, базарные лотки у “чернозадых” и исполком, т.к. там, будто бы, заседали недобитые партократы. Однако удерживало и тех, и этих перейти от угроз к делу множество милиции, обвешанной рациями и длинными палками, которая прогуливалась между двумя гудящими толпами, причем вид у милиционеров был совсем не по-праздничному решительный. Я еще подумал: бедные старички “под Лениным” — закон отрицания отрицания может сыграть с ними презлую шутку: с каким удовольствием они в своей юности крушили “старый мир” — так такое же удовольствие хотят вкусить сегодня их внучата! Диалектика... Но слава Богу, что сегодня между вами и внуками стоит прочный заслон милиции, не дает поколениям проверить силу диалектики на кулачках!
В общем, стоял я так, думал о своем, никому не мешал — так нет, молодежь обратила на меня внимание: дескать, отчего это я все молчу, стали тыкать в меня пальцами, кричать, что я чужак и стукач, махать перед носом кулаками и хватать за воротник. Не знаю, чем бы все кончилось и вернулся ли бы я домой живым и невредимым, если бы не

извернулся и не постарался бы доказать, что никакой я не стукач, что я демократ в душе и полностью с ними согласен: правильно, ребята, давайте смелей, крушите все, вы молоды, вам и власть в руки!.. — в общем подыграл им, а сам, не теряя времени, быстренько отделался от них и — давай Бог ноги: ну их к лешему!..
Прихожу домой пустым: хлеба в булочной, между прочим, уже не оказалось, расхватали, пока я прохлаждался, а меня ждет сюрприз: у нас Чикины, Эдик с Викой; принесли с собой бутылку водки и торт — в наше-то времечко!
Хоть и голодные, в самом деле, времена, но у меня тоже бутылочка всегда заначена! Аннушка быстренько из ничего, можно сказать, закуску сварганила, и, в общем-то, хорошо посидели: пошутили, посмеялись; я рассказал, как был сегодня на площади, видел целых два митинга и чуть не погиб от рук молодых демократов.
Эдик тоже нас развлек: достал из кармана газетную вырезку и говорит: вот нашел и не пойму, не то всерьез, не то кто-то разыгрывает по-черному, — и прочитал вслух забавное, в самом деле, объявление: дескать, если у вас в доме покойник, фирма “Феско Инкорпорейтед” (так, кажется!) освободит вас от утомительных хлопот хоронить его: она заберет у вас тело в свою собственность и при этом обязуется, уже за определенную плату, поставить в отдельной нише мемориальной стены Северного городского кладбища урну с прахом и гравировкой на урне фамилии, имени и существа покойного, а также года рождения и смерти. Родственникам покойного фирма продает на льготных условиях импортные чай, кофе, сигареты, баночное пиво, жевательную резинку, презервативы и т.п. А в конце текста — адрес и телефон для справок и уточнений.
Вот такое, весьма странное объявление.
В наших еще не привыкших к подобной информации мозгах слишком разбегались в разные стороны, никак не сцепляясь в одно целое, покойники, этакое экзотическое название — “Феско Инкорпорейтед”, жевательная резины и презервативы, так что мы с Аннушкой, подозревая, что Эдька нас просто морочит, сунулись к нему и прочитали объявление сами. Все верно!.. Авторитет набранного типографским способом текста для нас пока что непререкаем, и все-таки первой нашей реакцией, кроме ощущения, что нас кто-то жутко разыгрывает, было недоумение и ощущение дикого абсурда этой рекламы, которое, кстати, не прошло у меня и сейчас, когда я пишу эти строки.
Потом, уже оправившись немного от недоумения, заспорили, утка или не утка это объявление и что это может быть за фирма такая — благотворительная или коммерческая, и стали иронизировать, в том смысле, что с этой нашей революцией, когда ни одеть покойника, ни в гроб положить, ни водки, ни закуски на поминки не достать — как, в самом деле, хоронить? — действительно ведь все кинутся выменивать покойников на пачку чая или презервативы — эти последние особенно почему-то запали всей своей дикой нелепостью в этом жутковатом, унижающем всякое достоинство обмене, с которым наше девственное сознание мириться никак не желало. Стали спорить, реально или нереально все это.

Скачать полный текст в формате RTF