Дмитрий ЛИХАЧЕВ

“СОЛОВКИ, СОЛОВКИ...”

Творческое наследие ушедшего недавно из жизни академика Дмитрия Сергеевича Лихачева (1906—1999) огромно. Это сотни книг и статей, исследования на самые разные темы и воспоминания. Но об одном периоде жизни он вспоминал и рассказывал редко и неохотно. Об аресте и годах, проведенных в лагерях на Соловках и позднее на Беломорско-Балтийском канале.
Незадолго до его смерти организаторы международной конференции “Фольклор ГУЛАГа” уговорили Дмитрия Сергеевича выступить. Запись этого выступления (нигде, кстати, ранее не публиковавшуюся) предложил нам журналист из Санкт-Петербурга Николай Кавин.

КАК РОДИЛОСЬ НАЗВАНИЕ “АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ”

В самый разгар работы над своими сочинениями по истории лагерей ко мне приехал Александр Исаевич Солженицын. Мы с ним работали три дня. Я ему дал свои записки по истории Соловков и рассказал о главном палаче Соловецкого лагеря латыше Дегтяреве, который, никому не доверяя, лично расстреливал заключенных, получая от этого большое удовольствие. В лагере его называли “главным хирургом”, а сам себя он пышно именовал “начальником войск Соловецкого архипелага”. Александр Исаевич воскликнул: “Это то, что мне нужно!”
Так в моем кабинете родилось название его книги “Архипелаг ГУЛАГ”.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И УГОЛОВНИКИ

Во время нашей встречи с А. И. Солженицыным я никак не мог объяснить ему некоторые вещи. Когда я включил магнитофонные записи воровских песен и начал рассказывать о достаточно мирных взаимоотношениях политических заключенных с уголовниками, о том, как я не раз спасал воров, а они меня, он страшно возмутился: “Как это можно? Воры — это же не люди, это нелюди”. Для него уголовники были людьми совершенно отпетыми, он их не признавал. Мне стоило большого труда убедить его, что на Соловках в конце 20-х годов не было войны между уголовниками и “каэрами” (“каэрами” называли политических заключенных, иначе говоря, контрреволюционеров), такой войны, которая развернулась позднее в его “шарашках”.
Нельзя же всерьез воспринимать, например, такой эпизод. Когда мы готовились к отправке на Соловки, нас втиснули на пересыльном пункте вместе с уголовниками, и те, снимая с себя вшей, щелчками обстреливали ими нас. Я и мои спутники уже через десять минут были покрыты вшами.
С другой стороны, когда нашу группу молодежи грузили на пароход “Глеб Бокий”, домушник, специалист по взлому квартир Овчинников тихо сказал: “Ни в коем случае не идите в трюм. Стойте здесь, на палубе”. Этим он спас нам жизнь.
Потому что, когда мы прибыли на Соловки, из трюма выносили уже трупы — люди задохнулись там от духоты...

“НЕТ В МИРЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ!”

Меня чрезвычайно интересовало, как уголовники оправдывают свои действия. Ведь ни один вор, ни один бандит не считает, что он поступает плохо, у него есть определенная философия, очень примитивная, но все-таки философия.
Об этом я знал еще до Соловков, по Петербургу. У меня были знакомые, входившие в клуб анархистов, размещавшийся на деревянной даче Дурново, что и сейчас еще стоит за забором на берегу Большой Невки. Сначала это был клуб интеллигентных, идейных анархистов, потом все чаще там стали появляться уголовные элементы, и, наконец, клуб превратился в притон бандитов и грабителей. За наиболее успешные ограбления выдавали ордена. Они были очень похожи на Георгиевский крест, но посредине вместо Георгия Победоносца красовалась тарелка, на тарелке курица, а в курицу была воткнута вилка. На обороте вместо монархического девиза стоял девиз анархический: “Нет в мире справедливости!”
Этот девиз знал каждый уголовник и действовал соответственно этому девизу — в мире справедливости нет и надо ее восстановить. И они “уравнивали” имущественное положение граждан, “экспроприируя богатых”. Себя уголовники считали борцами за справедливость, поэтому так ненавидели “мокрушников” — убийц.

“БУРЕВЕСТНИК РЕВОЛЮЦИИ” НА СОЛОВКАХ

Администрация Соловков очень заботилась о придании лагерю видимости исправительного, особенно перед приездом Горького. Начал выходить журнал “Соловецкие острова”, были организованы театр, музей и другие культурные учреждения. И все это — чтобы Горький мог убедиться, что никаких зверств на Соловках не происходит.
Я видел Горького в Соловецком лагере и отлично знаю, что он все видели знал, что там происходит. Один мальчуган рассказал ему об истязаниях, о том ужасе, который творится в лесу. Я попал в лес под предлогом отбора малолетних преступников для детской колонии, на самом же деле— чтобы спасги их. Мне было бесконечно жалко этих детей. Там я заболел, у меня открылось страшное язвенное кровотечение.
То, что я там видел, не поддастся описанию. Заключенных, особенно басмачей из Средней Азии, не понимающих ни слова по-русски, не умеющих работать (дома за них работали женщины), в шелковых халатах и высоких сапогах, как они были арестованы, за