<<

Владимир ТЫЦКИХ

ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ

НИЩИЙ

Все деньки ему - как понедельники.
Посредине города родного
Он сидит в десантном синем тельнике
В двух шанах от пункта призывного.

И, неслышно среди шума всякого,
В треушок асфальтового цвета
С высоты прохожих редко звякает
Большей частью мелкая монета.

Он глядит вокруг глазами-безднами,
Губы смяв улыбкой виноватой,
В двадцать лет по самый пах отрезанный,
Гвардии сержант из-под Герата...

 

ПОЧТИ ПОДРАЖАНИЕ

Я не люблю, когда мне лезут в душу...
В. Высоцкий.

Я ненавижу дивную красотку,
Чей юный рот воняет табаком.
Я ненавижу очередь за водкой,
А также не терплю за молоком.

Вовеки ненавистны мне и присно
Злорадный смех и бесполезный плач.
Мне с детства в равной мере ненавистны
Политик глупый и базарный рвач.

И сахар — если по талонам — солон.
И храм — не храм, когда он на крови,
И страшно мне. Я ненависти полон.
А Родина нуждается в любви.

 

ЧАК

Чак — век. Чак — горе, беда.
/Алтайск./

Куда бежит Катунь? Под шум воды
О чем, клонясь над нею, верба плачет?
“Конец столетия — это знак беды”, —
Так говорит поэт Борис Укачин.

Катунь — его последняя река.
Она, как мать — единственна на свете.
Занесена тяжелая рука
Над речкою. Идет конец столетья.

В проворных зубках пухоносных коз
Хрустит трава, расти не успевая.
А кедр — как будто вовсе здесь не рос.
Куда бежин Катунь? Никто не знает.

Так вот о чем шумит ее вода!
Так вот о чем над нею верба плачет:
“Чак по-алтайски век. И чак — беда”.
Так говорит поэт Борис Укачин.

Чак или не чак? Венец или венок?
Какой в горах и долах признак бродит?
Чему теперь назначен крайний срок?
Чак или не чак! Столетье на исходе...

 

 

 

Наталья ФЕДОРОВА

НЕКУДА ВЫШАГНУТЬ

 

***
Сегодня мне принилось
Самоубийство безногой балерины
В бесцветной каше из воды и льда Невы.
Под музыку Чайковского скатилась вниз коляска
взметнулись две сухих руки
в последний раз мелькнуло лицо
похожее на куклу или манекен
и стало душно.
А мы сидели на берегу и ели финики.

 

***
Может быть только в силу привычки
Надменная река оживает
Глядя в твои серые очи
Может быть всю зиму растоплю
Своей любовью
Некуда вышагнуть
Как некогда мятежной Марине
Некуда податься мне неуместной.
О, в золото лучей, в мир большой
где ты — лишь сон о нелепой кукле
с оловяными глазами
руками неловкими
туфлей на босу ногу.
Может быть только в силу привычки
Кромешная судьба оживает
Глядя в твои серые очи
Движется по сердцу прозрачно и больно
Как деревянный корабль по суше.

 

***
У вас была когда-нибудь сестра? Ты была мне сестрою а может быть мною ты не была никогда. Юля твои черные волосы заполняют мои сновидения но не становятся ночью милая ты — самое яркое солнце моей жизни. Как сладко слышать было что мы с тобой одной крови Как смугло сияли твои щеки в больничной белизне комнат. Мы — в нечеловеческой битве с сумашедшим домом — день и ночь вместе. Пьянее любого вина твоя блаженная трезвость. Была у вас когда-нибудь сестра? У меня ее не было никогда Жизнь — это несколоко дней — утро, день, вечер Как сладко встретить тебя случайно за чашкой кофе в буфете гостиничном и опоздать на свиданье /в один из этих коротких дней/ наговорившись и насмеявшись с тобой до горловых спазмов.

 

 

 >>

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 6 1996г