Санек вышел на балкон, и вдруг... Пашка неловко, не глядя на него, дотронулся до его руки:
– А помните?.. Вы обещали...
Как выдержала Санек, сам не знал! Стыд за свою ложь опалил! “Ну и сука же! – обозвал себя. – Он же боролся с собой: спросить или нет? Не смог выговорить привычное “Сань”. Не смог “ты” сказать...
И Санек точно усох, съежился.
– Давайте к столу, – позвала Ленка, но Саньку хотелось провалиться сквозь землю.
– Бросай окурок! – она потащила его за собой.
– Лен... – отстранился он, – я пацана обманул. Кота обещал... Дел-то – пружина да мешковина, но забыл, понимаешь, забыл, а он...
Ленка посмотрела на него непонимающими глазами, однако разрешила всё в один миг:
– Поедим, бери мешок, найдем и пружину, сиди да делай.
И как самому в голову не пришло?
Гиря спала с души!
– Пашка, – поднял Санек на руки малыша. – Пашка, я сейчас двух котов смастерю. Тебе и Ленке. Хочешь?
Вместо ответа ребенок уткнулся лицом в его шею и замер.

г. Губаха Пермского края

ДиН память

Арсений НЕСМЕЛОВ

БЕЗ

Бестрепетность. Доверчивость руки.
И губы, губы, сладкие, как финик,
И пряди, выбившиеся на виски,
И на висках рисунок жилок синих.

И ночь. И нарастание того,
Что называет Пушкин вдохновеньем...
Автомобиль буграстой мостовой,
И световой, метущийтени веник.

И это всё. До капли. До конца...
Так у цыган вино гусары пили.
Без счастья. Без надежды. Без венца.
В поющей муке женского лица,
Без всяких клятв, без всяких “или – или”!

МОЙ УДАР

Когда придет пора сразиться
И ждут сигнального платка,
Ты, фехтовальщик, став в позицию,
Клинком касаешься клинка.
За этим первым ощущением
Прикосновения к врагу
Как сладко будет шпагу мщения
О грудь его согнуть в дугу...
Но нет, но нет, не то, пожалуй:
Клинок отбросив на лету,
Я столько просьб и столько жалоб
В глазах противника прочту.
И, салютующий оружьем,
Скажу, швырнув в ножны клинок:
“Поэты, смерти мы не служим, –
Дарую жизнь тебе, щенок!”