от своего поражения. Это станет твоей смертью при жизни, а тебе надо жить.

* * *
Корнилов держался, хотя держаться было совсем нелегко. С наступлением холодов у широковцев появилось столько проблем, что голова шла кругом от треволнений. Даже картошку большинству хранить было негде, ибо погреба так и не обезводились, не просохли. Увозили овощи в райцентр к родным и знакомым, в соседние деревни к старым друзьям, но разве навозишься, разве кого-то напросишься потесниться, поделиться местом, помочь. Да и мыслимое ли дело потом ведрами да рюкзаками картошку за многие километры на загорбке таскать.
А зима выдалась метельная, многоснежная. Снег валил и валил без передыху, без просвета ночью и днем. Навалило такие суметы, что иным домишкам поменьше, пониже едва не под крышу.
Люди, в том числе и Корнилов с нетерпением, с молитвой ждали весны.
Весной же, точнее в зародыше лета, когда степь покрылась жирной зеленью, случилось такое, о чем и старые, и самые молодые широковцы вряд ли забудут до конца своих дней.
Сперва ополз в разбухшее озеро холм вместе с верзилинским особняком, превратив его в груды кирпича, дерева и стекла. А потом чуть поодаль от плотины сильная большая вода проточила себе путь и хлынула пенистым белым потоком и старое русло Синюшки, оглушая округу неистовым шумом.
Озеро хоть и медленно, но верно стало входить в свои извечные берега.
Как-то Корнилов, торопясь на работу, опять встретился с Анатолием Степановичем Белоноговым. Дедок, едва поздоровавшись, стал многократно кланяться егерю едва ли не в ноги.
Корнилов даже попятился.
– Что случилось? В чем дело?
– Спасибо тебе, Александр Иванович, за то что есть вот такой, – блестя повлажневшими глазами, промолвил старик, – что ты выстоял, не раскис, не махнул рукой на все, как другие. А сильный, праведный человек никогда без поддержки не останется. Если окружающие люди жалко пасуют и отмахиваются руками, что сама природа вступается. И за него, и за себя, и за всех.
Корнилов тоже поклонился доброму человеку, ничего не сказав.
Любые его слова были бы сейчас и лицемерны, и лишни.

г.Красноярск

ДиН дебют

Василий ЮРЛИН

* * *

Падай с небес и ложись на бумагу
Радужным образом прошлого века,
Крепко сжимая картонную шпагу,
Словоохотливо требуй ответа.

Тело и слово, душа и страница...
Гумберт любил озорную Лолиту.
Радуйся, мальчик, тебе это снится,
Ты уже вырос из этой молитвы.

Ты уже умер под тонкой оградой,
В этой погоде так много железа.
Ты остаешься измерить утраты,
Кто-то проводит ее до подъезда.

* * *

Кто ведает синим огнем твоих глаз,
Да выдаст мне справку на вечную память,
Когда я исполню последний приказ
Держать до конца это подлое знамя.

Ты знаешь: я умер на этой войне
За чью-то свободу и белое платье.
Я не был героем на диком коне,
А был переливом на мокром асфальте.

г.Казань