Николай ПАНЧЕНКО

ЧАСТНЫЙ ОПЫТ
ИСТОРИИ

(страницы моей жизни)

1. ПЕРВЫЕ СТРАНИЦЫ

ЛАСТОЧКИНО ГНЕЗДО

– Где ты живешь, мальчик? – спрашивает сестра. Это на случай, если я заблужусь. Когда-нибудь... Я так и понимаю и отвечаю бойко:
– Верхняя Дворянская, 31.
– А город?
Пока – это чистая теория. Но я знаю, что надо сказать, и говорю:
– Калуга.
Надо мной небо – это понятно. И собака – между небом и мной – рыжая с заиндевелой (или седой) мордой. Я хочу отмахнуться, когда она, обнюхивая, тычется мокрым носом. Но не могу. Санки начинают жестко скользить, а когда останавливаются, снова дышит собака. И вопрос:
– Где ты живешь, мальчик?
– В санках.
– Нет!
– В бабушкином платке.
– Нет! Так не отвечают...
Я смотрю на собаку, прямо в глаза ей, и вижу в них, темных, повечеревший двор и свое – тоже повечеревшее – отражение.
– В собаке! – говорю я.
Сестра кричит матери, что я капризничаю и говорю, что попало.
А я перестаю ее видеть. Я слежу за собачьим глазом, в котором, кажется очень уютно помещаюсь с санками и куском двора.
– Она лижет его! – кричит сестра.
– Ну, отгони ее, – советует мать (она чистит от снега порог).
– Я боюсь...
И нет дела мне до порога и снега, до сестры, которая боится собаки. А когда надоест собаке играть со мною (я дую на нее, а она меня лижет), и она унесет меня в своих карих глазах за ворота, я, оставшийся, стану хныкать: без собаки мне станет одиноко, и я начну проситься домой.

Видимо, уже тогда (в бабушкином платке) я писал стихи. Ну, не стихи, конечно, и не писал. Но переживал в себе то, что я бы назвал сейчас – поэтической материей.
Все, что я переживал потом, когда крепко встал на ноги, и теперь, когда ноги мои уже не такие крепкие, берет начало оттуда. И потому – безначально.
Это не обо мне сказано, что человек неспособен познать бесконечность, поскольку живет в мире конечных вещей. Как палка.
Кто-то скажет, что она имеет начало и конец. А кто-то, что она “о двух концах”. А если хотите: о двух началах.
А небо? А звезды? И те, что не видны в телескоп. А любовь?

Когда я катался на счетах с наклонной доски, положив картонную папку в них, чтобы на костяшки не накручивалась рубашка (штанов я еще не носил), во двор вошла девушка. Она принесла матери билет на благотворительный концерт. А я понял, что люблю ее.
Ничего не надо анализировать – это скучно. Сойдемся на том, что любовь безначальна.
Как безначальна – личность. Так же, как бесконечна. Она, как бабочка, не заметит, когда утратит свою земную личину.
С той стороны, где бабочка.
А с этой, где опустевший кокон, будет печаль. От того, что она улетела, и никто не заметил. И домыслы, домыслы, домыслы...
Безначальна и бесконечна поэзия – поэтическая материя – в стихах или в прозе, отчего мир материальный – духовен, а духовный – материален.
Аминь.

Родился я в Калуге, потому что в пятнадцатом году (1915-м) сюда бежала от немцев моя бабушка. Она выбрала Калугу, потому что Калуга под Воротынском. Хотя правильнее – Воротынск под Калугой. В четырнадцати километрах.
Эти километры моя бабушка так и не преодолела, считая, что Воротынск и Калуга – одна земля. Российское средневековье, с крепостями и башенками, почти Флоренция. Только без Данта.
О бабушке знали, что она из Варшавы.
Но когда спрашивали ее, откуда она, она отвечала на калужский манер: “Мы – воротынские”.
О прошлом, у кого оно было (у “бывших” то есть) при детях и с посторонними не говорили. А кто спрашивал, тому врали.
Я не хотел, чтобы мне врали, и не спрашивал. А о своем прошлом узнавал из-под стола, из-под кушетки, или из темного угла, где меня, случалось, забывали взрослые, разговорившись вокруг керосиновой лампы “Чудо”.
Стыдно признаться, но и сейчас надо, чтобы предания, открывшиеся мне из-под стола – иначе их не назовешь! – были моим прошлым. Чтобы на вопрос, откуда вы, я мог, как бабушка, ответить: “Мы – воротынские”. Хотя бы со строчной буквы. Тогда и Калуга – родина. А другого у меня нет.
Нет и сейчас. А тогда, тяжело мучаясь всеобщей безродностью (или только своей сорванностью с корня), я на попутных подводах тайно уезжал в Воротынск  – смотреть и слушать водяную мельницу.
Однажды, воротясь из Воротынска, я записал: “Мы произошли от взрыва. И костей наших предков нам не

Скачать полный текст в формате RTF