еще я с большим трудом удерживался от того, чтобы не начать озираться, пытаясь прикинуть, каким образом меня может достать ангел-хранитель Сдоса...
Если даже в кофе не было яда, это ничего не значит. Кто мешает Великой Удаче обрушить на мою голову одну из вон тех декоративных колонн, когда я буду проходить мимо нее? А может, ловушкой окажется дверь? Что-то в ней разладится, и, попытавшись выйти из бара, я окажусь между двумя сходящимися створками, которые сломают мне шею? А еще что-то может сгореть в управляющем баром компе, и паучок, спрыгнув с потолка, вместо того чтобы протереть мой столик, запросто может вцепиться мне в горло. Причем даже если мне удастся благополучно выбраться из бара, это еще не будет означать, что меня оставили в покое. На улице возможностей покончить со мной будет еще больше.
И как только эта мысль мне пришла в голову, я почти успокоился. В самом деле, все, что могло произойти – уже случилось. И куда бы я ни пошел, чем бы ни занялся, если Великая Удача этого захочет, она меня сделает. Причем тянуть кота за хвост не в ее правилах. Наверняка, если мне суждено умереть, это случится в течение ближайшего часа.
А пока мне остается лишь сидеть, задавать себе вопросы, ответы на которые я вряд ли когда-нибудь сумею узнать, и ждать. Ждать и надеяться на лучшее, может быть, на собственную удачу.
Что там говорил Сдос? У каждого человека есть свой маленький ангел-хранитель. Может быть, мой поможет мне выпутаться и на этот раз? Отвел же он пулю снайпера в мятежном Красноярске, помог выбраться живым из очистных сооружений Варшавы и избежать линчевания в Лос-Анджелесе, свихнувшемся во время краха долларовой системы...
Силы его по сравнению с самой Великой удачей – ничтожны, но все же... По крайней мере, сейчас он оставался единственной моей надеждой, и более рассчитывать мне было не на кого.

гг.Красноярск-Москва

Елена СЕМЁНОВА

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ

* * *

Уловки, капканы, силки, мышеловки и сети.
Авось, заглядится, оступится и не заметит.
Авось, не развяжет, не вырвется,
                                              просто устанет...
И есть ли на свете подлее и слаще желанья?

И есть ли на свете мудрее, позорней охота?
Как не было гонки жесточе – до хрипа, до рвоты.
Но вот добиваешься – твой. Покорен и доволен.
Доволен тобою, судьбою, изменой, неволей.

Он дичью не пахнет.
                                             В нем гаснет и голод и гонор.
А мышцы твои уже требуют нового гона.
И требует боли душа, и усталости – тело.
Взгляни на него, ужасайся – такого хотела?

И снова; капканы и ямы, силки, мышеловки –
Бессонным, бессменным,
                          бессмертным, беспомощным ловчим.
А где-то вдали, за горами, обходит угодья
Невстреченный твой
                          и нежданный жестокий охотник...

* * *

Пустая, юная, сквозная
На пляже спишь.
Юлит июнь,
Довольный тем, что ты не знаешь
Судьбу вечернюю свою.

Ползет жучок, как на работу.
На позолоченный живот.
А над тобой хохочет кто-то,
Рукою зажимая рот.

Ему смешны твои колючки,
Твои мурашки и шипы.
Он доведет тебя до ручки,
Внушая правила борьбы,

В которой ты имеешь фору –
Свои шестнадцать...
Спи дитя.
Твои глаза целует форвард.
Проснешься – щепки полетят!

Спи, неумеха, спи, уродка –
(как это видно с высоты!..) –
в тени мужского благородства
и бесполезной доброты.

Он над тобой стоит, как знамя –
Бойцу, солдатику – держись!
Спи.
Между вашими телами
Зазор величиною в жизнь.

г.Красноярск