Сергей ЗАДЕРЕЕВ

ДВА РАССКАЗА

ДУШЕЕДКИ, или ДВОЙНОЙ СОН

Вторую ночь просыпаюсь от одного и того же, с точностью до мельчайшей детали, сна. Когда уж больно несуразное или страшное привидится, вскочишь, стакан холодной воды, сигарету, – унялась оторопь, и опять на боковую. А утром только ощущение и редкие подробности. Но сейчас глянул на часы, закурил; что-то за этим все-таки есть: почему второй раз подряд? Записать надо.

Старый деревенский дом. Не жилой, брошенный. Ранняя весна. Вокруг космы пожухлого серо-коричневого бурьяна. Как зубы у бездомного старика, остатки покосившейся переломанной ограды. Хоть и солнце на небе, в эту пору молодое и беспечное, даль пустынна и тускла, взгляду не на чем замереть и хоть что-то почувствовать.
Вхожу по чистенькому, промытому недавним дождем крыльцу в дом. Посреди избы, как большая русская печь – ДТ-34. Трактор не новый, как конь изработанный, весь в земле и солярке. Меня не удивляет, как он здесь оказался. Я знаю, чей он, но не могу вспомнить ни имени, ни фамилии, ни даже лица. И я знаю, что трактор без движения, и знаю причину его поломки. В технике я слабак, в детстве только на велосипеде ездил, и поэтому просто знаю, что знаю.
Робкая радость и внутренний страх – как предчувствие – проходят. По наитию, – но нет, я ведь знаю, – подхожу к широкому носу трактора. По центру из капота торчит обломанный по самый корень болт с дыркой, а на нем что-то еще должно быть, я знаю, но вот это и потеряно. И меня осеняет: эта утрата и мешает поступлению солярки, вот трудяга и не заводится.
Да, зря тот, которого я знаю, но не помню, бросил машину, Мы исправим и заведемся. От уверенности радуюсь, смотрю в окно. Какие поля вокруг! Уже не беспокоит поломка, представляю, как буду пахать. Вперед до горизонта, назад, и вся затхлая серая убогость медленно исчезнет. И везде черная, свежая, лоснящаяся земля. По ней скачут птицы, они ждали, что им откроют ее. И солнце ждало, и небо, и ветер... Вперед, потом назад. А как же разворачиваться? Ведь руля нет. Научусь, конечно, научусь.
А может он, которого я знаю, но не помню, и не бросил трактор, а припрятал до поры, выжидает? Ощущение, как в детстве: нашел рубль, а старшие пацаны отобрали. Весь ушел в себя и не слышал, как распахивалась дверь. Передо мной появились двое знакомых. Я их точно знаю, но имен не помню. Один в годах, в телогрейке, а второй помоложе, как бы помощник, в рубахе нараспашку.
– Серега, а дай нам его на денек, тут немного осталось допахать.
И не здороваются, а сразу к трактору, будто виделись мы сегодня.
– Да закавыка в нем, – не знаю, как объяснить про поломку.
– Управимся за ночь, – и принялись ковыряться, один в кабину полез, второй в двигатель.
Жалко машину отдавать, да ладно, одной проблемой меньше: ведь они выведут его как-то из дома.

И тут, из-под пола, из щелей, где должен быть плинтус, а его нет, – или туристы сожгли, или хозяева в последнюю зиму, зная, что больше не будут здесь, – вдруг поперли, по-другому не скажешь, зверьки. И не крысы, и не хорьки, а черт знает что, с противными криво торчащими зубами и злобными дробинками глаз.
– Душеедки! – заорал тот, что постарше, и мы, не сговариваясь, стали лихорадочно засыпать щели землей, мусором. Сгребали ногами, хватали руками, но зверьки пробивались, их вороная шерстка накалялась, и казалось, мы не справимся, но старший крикнул:
– Они батареек боятся!
Я не удивился этому, увидел на щербатом подоконнике их целую свалку и одну за другой стал бросать в зверьков. Пыл тварей не сразу, но схлынул, писк утих. Мы торопливо законопатили щель, с опаской утрамбовывая мусор ногами.
– А может, стекла набить, железякой придавить? – спросил я.
– Бесполезно, – ответил мужик, и к трактору.
Вышел на улицу, успокоился и подумал: они не дождутся меня завтра, и где их потом искать? А терять машину нельзя, я это знаю.
Вернулся в дом. И ведь не ошибся: того, что помоложе, уже не было. Вопросительно посмотрел на мужика.
– Он к себе ушел ночевать. Один до утра управлюсь.
– Но ты обязательно дождись меня.
...А утром, только подошел к крыльцу, понял: никого нет. Отчаянье и тоска: опять обманулся, поверил. Обошел дом, чтобы хоть следы гусениц увидеть. Но бурьян, мусор, – и ничего. Заглянул в окно и отпрянул. С запыленного стекла смотрело мое лицо. Но мне было всего лет восемнадцать, нет бороды, этих глубоких морщин.
Решительно пошел в дом. Дверь закрыта на щеколду, а вчера ее не было. Только коснулся, и холодный металл беззвучно вышел из петель.
Вот моя печка, вот мой ДТ-34. Улыбаясь, как другу детства, подошел, похлопал по капоту и понял: он не готов к работе. Не справились мужики.
Глаза боятся, а руки делают, – вспомнил слова отца, когда он ранней весной из нашего дома-развалюшки в один день перенес весь нехитрый скарб в сарай. А потом под крики и плач матери с азартом развалил хибарку в груду хлама.
– К ноябрьским войдем в новый дом! – заявил он и уехал в тайгу валить лес. А через месяц рядом со старым гнильем стоял золотистый, бликующий на солнце каплями смолы сруб. Вспомнил, с каким счастьем каждое утро отец вдыхал запахи щепок, корья и опи

Скачать полный текст в формате RTF