Странно, но еще ей теперь вспомнился давний-давний летний день. Несколько таких же, как она, шестнадцатилетних девчонок лежат на поляне. Очень жарко, сухо стрекочут кузнечики, а небо в красивых облаках барашками. Они скользят куда-то, чтобы исчезнуть навсегда. А какая-то девчонка, из ихних же, и говорит: “Июль – самый жаркий месяц лета”. И теперь помнит Варвара Андреевна: трава подсохла, а в ней звонко стрекочут кузнечики.
“Господи, как давно это было... Что это? Зачем я не могу забыть?” – всхлипывала Варвара Андреевна.
В это время ее брат Максим быстро шел в сторону вокзала. У него не было семьи, детей, и потому он еще не знал, куда ехать. Энергично жевал мундштук сигареты Максим.
Теперь они уже никогда не встретятся и никогда не узнают о судьбе другого. Но всякий раз будут испытывать щемящую тоску о прошлом, если услышат с неба крик журавлей. И чем выше журавлиный клин, чем слабее стон с неба, тем сильнее тоскует их опустошенное сердце...

ДиН память

Игнатий РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

ОСЕНЬ

У осени повадка лисья,
Легки и вкрадчивы шаги.
Идет, роняя тихо листья,
Туманы стелет вдоль тайги.

Рыжеют тихие болота,
Багульник ливнями примят,
И облака, и вертолёты
С утра над сопками висят.

Берёз поблескивают пряди,
Не праздник ли в березняке?
Работать легче на прохладе,
На легком, свежем ветерке.

Лучи теперь и в полдень косы,
Озера нежно голубы.
Обилен урожай на росы,
На ягоды и на грибы.

Озера нежатся в туманах,
Запрятав слитки синевы,
А на подъемных влажных кранах
Венки оранжевой листвы.

* * *

Твои шаги. Ужель я слышу их?
Сейчас, сейчас ты ступишь за порог.
Нет, это шорох капель дождевых.
Акаций приглушенный говорок.

И как бы я пронзительно не ждал
Твоих шагов – их не услышать мне.
Их заглушил разлучник мой – вокзал,
Теперь твой след в полярной стороне.

Твои шаги. Пусть слышит их другой…
Но верь мне, я хочу лишь одного:
Чтобы твои следы не занесло пургой,
Дождем не смыло. Только и всего.