Сказав это, Самсонов расстегнул фрак, оголив продырявленную пулями грудь. – Вишь, как меня? Ну, ничего. Зато мне теперь прямая дорога в Египет открыта. В Ниле вместе плавать будем! Крокодилов-то не боишься, а??? – И он вновь расхохотался. – Ну да ладно, не буду отвлекать, благослови тя Господи! – трижды перекрестивши Алексеева исчез.

* * *

Дьявол выглянул из-за туч. Посмотрел вниз, улыбнулся и, подмигнув Фаусту, скрылся за пеленой.

* * *

“Чёрт, – думал Алексеев, – хорошо насвистывает, не фальшивит!”. И правда, второй не фальшивил.
– Пришли! – Сказал первый, когда их взору предстала конюшня. – Заходи. – Добавил он, подталкивая Алексеева.
За длинным столом сидела лошадь и ржала. Она закатывала глаза, как невинная овечка, и притоптывала копытом все тот же “Интернационал”
– Этот что ли? – Спросила она глубоким басом. Конвоиры кивнули и вышли.
– Давайте, потанцуем, – предложила лошадь, – пока товарищ Троцкий не пришел. Он не любит танцы.
– Танго! – Оживился Алексеев и протянул руку лошади. Раздались первые аккорды танго.
– Танцы?!! – Взревел Троцкий, ворвавшись в конюшню.
– Ну, я же сказал, что бородка вам будет к лицу. – Приветствовал его Алексеев. – Правда, девушкой вы были симпатичнее.
Лошадь виновато отошла в сторону и затушила свечи. Конюшня утонула во мраке. Громко каркнув, ворона вылетела вон...
Тудум-тудум, тудум-тудум – стучали колеса трамвая. По окнам барабанил дождь. Конвоиры играли в карты и громко перешептывались:
– Под водочку хорошо бы пельмешков! – Говорил первый.
– А я вареники люблю. С картошкой. – Протянул второй.
Напротив Алексеева сидела Анна Григорьевна Штофф и томно смотрела на него.
– Вы были когда-нибудь в Египте? – Дрожа от нетерпения молвила она.
Эрнест Александрович почему-то вспомнил Самсонова. Он ничего не ответил. Он грустил по лошади. Нил его интересовал гораздо меньше.
– А помните из Есенина? – Неожиданно воскликнул он:
Не жалею, не зову, не плачу...
И заплакал. А дождь все барабанил по стеклам трамвая, идущего в неизвестном направлении...
Тудум-тудум, тудум-тудум.
06.11.2005 г.
P.S. Спасибо Мураками
А.О.: Троцкий обнимал Лошадь, но она была неприступна. Она не любила девушек. И тогда он побрился и сел в трамвай. Вот собственно и все.

г. Москва

ДиН память

Эдуард БАГРИЦКИЙ

КОНЕЦ ЛЕТУЧЕГО ГОЛЛАНДЦА

Надтреснутых гитар так дребезжащи звуки,
Охрипшая труба закашляла в туман,
И бьют костлявые безжалостные руки
В большой, с узорами, турецкий барабан...

У красной вывески заброшенной таверны,
Где по сырой стене ползет зеленый хмель,
Напившийся матрос горланит ритурнель,
И стих сменяет стих, певучий и неверный.

Струится липкий чад над красным фонарем.
Весь в пятнах от вина передник толстой Марты,
Два пьяных боцмана, бранясь, играют в карты;
На влажной скатерти дрожит в стаканах ром...

Береты моряков обшиты галунами,
На пурпурных плащах в застежке – бирюза.
У бледных девушек зеленые глаза
И белый ряд зубов за красными губами...

Фарфоровый фонарь – прозрачная луна,
В розетке синих туч мерцает утомленно,
Узорчат лунный блеск на синеве затона,
О полусгнивший мол бесшумно бьет волна...

У старой пристани, где глуше пьяниц крик,
Где реже синий дым табачного угара,
Безумный старый бриг Летучего Косара
Раскрашенными флагами поник.