Борис КОСЕНКОВ

ПАЛАТА НОМЕР СЕМЬ

ПУРГА

В такую ночь и мертвому не спится!
Такой пурги я не видал давно...
Лежу в палате городской больницы,
свыкаюсь с болью и гляжу в окно.
Там март, видать, не в шутку разрезвился
и, зимние транжиря закрома,
как костоправ, тяжелым слоем гипса
сковал столбы, деревья и дома.
И мир, искусно собранный по крохам,
в тисках бесстрастных марлевых цепей
лежит, как после автокатастрофы,
и ожидает участи своей.
А тот, кто шар земной извечно вертит
и судьбами вселенскими вершит,
на перепутье бытия и смерти
стоит в раздумье...
Что-то он решит?

ПАЛАТА НОМЕР СЕМЬ

Когда зубами дни стучали
и ветер зябнул и дрожал,
в юдоли скорби и печали
я март морозный провожал.

Далек от мировых явлений
и от возвышенных страстей
сей мир раздолбанных коленей
и переломанных локтей.

Тут всех, как гипсовой повязкой,
одной судьбой связал Господь.
Тут врач, обученный и хватский,
умело чинит нашу плоть.

Тут унижением и болью.
роднит людей больничный быт.
Тут по ночам “Хочу на волю!”
бомжиха пьяная кричит.

И рвется, рвется, словно мошка
из бренной куколки своей,
душа куда-то за окошко –
в юдоль печалей и скорбей.

БЕЗЫМЯНСКИЙ УИК-ЭНД

Июль. Суббота. Безымянка.
Благословенная пора.
В тени деревьев зреет пьянка –
там парни маются с утра.

В башке гудят похмелья пчелы.
Но наконец-то вот и он –
в бутылке из-под “пепси-колы”
ядреный русский самогон.

А там, где мусорные баки
облюбовали пятачок,
в объедках роются собаки
и копошится мужичок.

Перебирает на помойке
бутылки, тряпки и металл...
Наверно, в духе перестройки
начальный копит капитал.

А вот бабули лясы точат
у карусели и песка.
А внуки плачут и хохочут
вовсю валяя дурака.

А чуть поодаль, выбрав место,
где ни собак, ни детворы,
примерный муж, отец семейства
метелит палкою ковры.

Дельцы, чиновники и воры
тут конвертируют грешки:
красивые, как мухоморы,
растут вокруг особнячки.

Слой туч с лазури ветром содран,
день сух и, как песок, горяч.
Но славные герои СОБРа
на пустыре гоняют мяч.

Бойцы сражаются до пота,
их зной еще не умотал...
Обыкновенная суббота,
таких ты сотни повидал.

Так наливай-ка, друг, в стаканы
не “пепси-колу” и не квас!
Конечно, здесь тебе не Канны,
не Кипр и даже не Кавказ.

Но, уходя за лучшей долей.
подумай все-таки о том,
что ты не перекати-поле,
пока родимый помнишь дом.

Где вольно и неудержимо
ты рос, и дрался, и любил...
И где твои есть три аршина
в ряду отеческих могил.