Анжела ПЫНЗАРУ

ИНДИЯ И ПРОЧЕЕ

ПОЛНОЛУНИЕ

У Е.И. заканчивался вид на жительство. И новый получить никак не удавалось; то одной справки не хватало, то другой; то требовали справку об отсутствии проказы, то о наличии оной. Е.И. в силу своего склада ума никак не могла понять, где берут эти справки. Потом оказалось, что их продают и стоят недешево, но все это ерунда, по сравнению с тем, сколько еще документов нужно было собрать без всякого, даже самого ничтожного, намека на успех. Прежний вид на жительство ей выдали по протекции одного высокопоставленного генерала. Прошло пять лет; генерал стал еще выше, об этом твердили телевизионные новости, а в жизни Е.И. все оставалось так же, как всегда: муж, дети – вела она примерную жизнь скромной домохозяйки, превратившей ее в незримую тень своего дородного и святого, как считали приближенные к семье, мужа. Раздобыв с неимоверными приключениями номер телефона бывшего покровителя и, собрав в кулак остатки внешности и всю свою решимость, она решила еще раз попытать счастья. Позвонила. Трубку сняла, как и полагалось, секретарша. Е.И., смекнув, что Самого ей никогда и ни за что не услышать, назвала генерала Вовочкой, добавив, что она его “косуля”, “котик”, “белочка” и, вообще, “лапочка”. Секретарша помолчала и к удивлению Е.И. пропела: аааднуумиииинутоочкуу. Тут же Е.И. услышала бравый и немножко усталый голос генерала. – Здрасьть! – выпалила Е.И. так, как будто за ней гнался взвод солдат, и ей уже не хватало дыхания. – Я – Е.И., помните? – прокричала она в трубку. Генерал подумал и сказал “да”, хотя помнить ему было нечего: виделись они минут пять и особого интереса к ней он не проявил, в кабинет генерала постоянно входили какие-то чины, оглушительным голосом рявкали: “здравья желаю” и тут же уходили. В ее сторону он даже не взглядывал, написал что-то на бумажке, и на этом аудиенция закончилась. – Что у Вас, говорите? – услышала она и попыталась ответить по-солдатски, помня обстановку кабинета: – Я я я я ааа... – протянула она, – я хо-хо-хо-мне... – и тут ее охватил ужас, казалось, ей никак не удастся сосредоточиться, звуки не достигали неба – в жуткой давке они растаптывали друг друга, так и не прорвавшись к воздуху и к белому свету. Любопытство генерала росло. Посыпались вопросы. Она опять попыталась что-то смоделировать, но то ли от отеческого, покровительственного тона генерала, то ли от осознания, что человек, облаченный такой властью, способен еще спросить “что случилось”, она расплакалась и протянула минуты три одно протяжное – мммумммуммму. Генерал слушал это “мму”, перебиваемое вздохами и ахами и, то ли ему казалось очень большим горе Е.И., то ли по другим причинам, но он был готов слушать это “мму” целую вечность и не делал никаких попыток прервать содержательную и в высшей степени утонченную беседу. Казалось, он понимает ее и так, очень хорошо понимает и даже доволен ответами, и выходило даже, что он других ответов и не ждал, и что все, как по уставу. Неизвестно, сколько б ее мычание продолжалось, но в это время позвонили в дверь и Е.И.

с телефоном у уха, с мычанием и бормотанием, побрела открывать. В комнату не вошла – вломилась подруга, вернувшаяся намедни из Египта, в слезах, всхлипывая пуще чем Е.И. и, уставившись на бормотавшую уже “ааа”, совершенно бледную, почти в полуобморочном состоянии Е.И., решительно приказала: – Перезвонишь позже. Е.И., понятное дело, послушалась, как слушалась мужа, мам, бабушек и т.д. Она честно, как прилежный ребенок, которому ее подруга-логопед, ставит звуки, попыталась выговорить: “я перезвоню позже” и даже извиниться, но, сколько ни старалась, выдавить из себя ничего не смогла и, уже на грани отчаяния, пропела ба-ба-ба-ба... Откуда выскочил этот “ба” – она не могла понять, неужели курсы английского так ее подвели?! Генералу, казалось, все больше и больше удовольствий доставляет этот разговор в его скучной, состоявшей из одних кабинетных интриг, жизни: ни тебе освободительного движения, ни горных хребтов, ни парадов. Он что-то еще спросил и даже приготовился слушать, но Е.И., глядя на подругу и резко перестав всхлипывать, нажала кнопку и, швырнув телефон в самый дальний угол комнаты, пошла к туалетному столику, достала пакетик с одноразовыми платками, протянула один подруге, второй поднесла к носу. И уже совсем было неважно, по какому вопросу и зачем она звонила, да и забыла она, зачем звонила, а уставилась на рыдающую во всю мочь подругу, вернувшуюся с пирамид (мечта всей жизни); осунувшаяся и постаревшая, присмиревшая и какая-то тихая. И опять, как с генералом, смогла выдавить из себя только ММММ...

ЖАРОК

...и грезился ей ночами Иордан, и тьма спускалась над Иершалаимом и Мойша входил в город на осле, и старый седой индус спрашивал о карме, и Лао-Цзы что-то диктовал, впрочем, днем жила она своей, обычной жизнью, и дети, и муж, и работа, но вот ночью... ее никогда не было дома. Она путешествовала, с кем-то разговаривала, и все на каких-то непонятных языках. Веду двойную жизнь... там, ночью, но где там объяснить не могла – жила в монастыре, был муж, заядлый садовник, там она и полюбила орхидеи, здесь, в хрущевке, тоже муж и комнатные растения. Об орхидеях она знала почти все, вот только не решалась их купить. И все бы шло и шло, но видела она этот монастырь в далекой стране, видела его почти каждую ночь, и решилась... еду. Города, страны, горы, реки, степь и пустыня – вот путь и он манил, звал и, она сдалась, послушалась, и вот... пересекла пустыню на верблюде, 12 лун она встречала и провожала караваны, ночной холод

Скачать полный текст в формате RTF