Михаил СИНЕЛЬНИКОВ

В СНЕГАХ
ЭРЦИНСКИЙ ЛЕС

А вдали рисунок четкий –
Леса синие верхи,
Как на меди крепкой водкой
Проведенные штрихи...
Иннокентий Анненский

Я не собирался писать мемуары,
Но фактически
Я их пишу...
Леонид Мартынов

Тридцать лет спустя1 перебираю красивые, роскошные, не скупым человеком посланные открытки – репродукции с картин западных художников. По штемпелю устанавливаю дату, когда из почтового ящика выпала первая (“Большое дерево” Поля Гогена) – 13 февраля 1964 года... Странное вышло совпадение: я бредил тогда Гогеном, судьбою Ван Гога, о живописи которых судил по смутным детским воспоминаниям о посещении Пушкинского музея, по альбомам, и, главным образом, по роману Моэма о Гогене “Луна и грош” и по известной биографической книге Ирвинга Стоуна... И – метнулся в глаза невероятный текст, покачнулась земля под ногами: “Стихи Ваши мне нравятся. И я сразу передал их в редакцию журнала “Юность”. Напечатают ли они их, я не знаю, но, во всяком случае, товарищи, которым я их передал, встретили их с интересом и думают написать Вам. Шлите мне Ваши новые стихи, я их еще покажу кое-кому. Привет Леонид Мартынов. P.S. Когда получу стихи, напишу Вам подробнее. А о судьбе своих стихов запросите “Юность”, напишите туда Олегу Чухонцеву”.
Ошеломляюще! И Мартынова самого все выходящие стихи мне очень нравились тогда, знаменитая зеленая книжечка “Стихи” была любимой.
О, не зря я послал ему свои опыты! ...Мир после этой, первой, многоцветной открытки изменил краски. Голова моя закружилась... Был я школьником в киргизском городе Ош.
Писать теперь воспоминания о Леониде Николаевиче... А ведь он давным-давно меня опередил, написал нечто для меня лестное в своих мемуарах “Воздушные фрегаты”, опубликованных в журнале “Наш современник”. Правда, в то время я уже был молодым московским литератором. Через некоторое время эта “молодогвардейская” братия успела меня разглядеть, и, когда воспоминания Мартынова вышли отдельной книгой, страница, на которой было написано о “юном ошском друге”, из этой книги выпала.
Но до этого, ах, как было далеко тогда! Стихи я писал с детства, постоянно – где-то лет с тринадцати, и к тому дню, когда завязалась переписка с Л.Н.Мартыновым, совершенно изнемогал, сходил с ума от одиночества в удушье провинции и от безысходной подростковой тоски (“О, юность моя в тупом захолустьи!” – как сказал один поэт). Я не предвидел, что это “захолустье” еще станет моим оплотом и знаменем, вечным источником сил... И вот я мучился и от невозможности не писать и... от бессмыслицы и бездарности моих пи

саний! Днем и ночью я бормотал чужие стихи, и не обольщался – свои были плохи, долго не нравились мне. Почему все-таки в те годы не бросил я это занятие, отчаявшись? Меня поддержали письма Мартынова, все-таки разглядевшего какие-то “запоминающиеся образы” в странных (и своевременно уничтоженных) опусах. Мартынов писал, что в них “много хорошего”. Разве иначе я вытянул бы эту ношу? Вечная ему благодарность!
“Стихи, к сожалению, не прошли нашего конкурса...” – дежурной фразой отвечал из “Юности” консультант Олег Чухонцев, с которым спустя много лет у нас установились самые дружественные отношения (Однажды я рассказал ему, как пал духом, получив его официальный ответ. Олег Григорьевич задумчиво и как-то удрученно выговорил: “Гляди-ка, одно из нескольких тысяч писем...”). Отвергали мои полудетские вирши и другие журналы, которым поистине без устали рекомендовал меня Л.Н. О, если бы меня напечатала “Юность” в те дни, если бы вышла моя книжка (сейчас вот издают сборники и семилетних)! Наверно, она всегда лежала бы у меня под подушкой. Как “Илиада” в изголовье Александра Македонского... А теперь (и уже довольно давно) и в помине нет того жадного честолюбия. Не слишком велика радость от свежих публикаций, не слишком сильно желание увидеть лица конкретного читателя... Как сказал современный петербургский лирик: “О, слава, ты так же прошла за дождями, Как западный фильм не увиденный нами... (Теперь и не надо)!” И все же сохранилась инерция, потребность в более или менее регулярном печатании. Привычка словно бы к регулярному выполнению какого-то долга, но перед кем? Перед полубезумным старшеклассником, пьяным без вина от стихов, твердо не стоявшим на ногах, не слышавшим учителей на уроках? Перед Мартыновым, понадеявшимся на этого юнца, на этого почти бескорыстного мечтателя и полного сумасброда? Может быть, все так вышло только потому, что понравившийся Мартынову “Туман” в конверте, где было еще пять-шесть стихотворений, лежал первым...

Наш расширяющийся дом
Тумана окружают кольца...

Через несколько лет (при первой встрече) Л.Н. рассказал мне, что в то самое утро, когда пришло мое первое письмо со стихами, он написал стихотворение, в котором был тот же образ... Совпадение его порази

Скачать полный текст в формате RTF