Олег ДЗЮБА

Из цикла
“БЫЛИНКИ
С ОБОЧИНЫ
СТОЛЕТИЙ”

ПЕРВЫЕ ДЖИНСЫ РОССИИ

Камчатский большевик Ларин прошел обычным для ниспровергателей прошлого скорбным путем из грязи к власти, от власти в лагерь, а потом вместе с другими уцелевшими попал на “заслуженный отдых” от пережитого.
К полувековому юбилею революции, которую Иван Емельянович утверждал на Камчатке, он доживал свой беспокойный век в подмосковном Подольске и был по возрасту, как и по разуму дряхл. Свершения 1917 года его, кажется, мало занимали, и о всемирной республике советов он явно уже не вспоминал.
Мой приход застал его как раз за переписыванием набело заявления на имя Брежнева с просьбой поселить Ларина с супругой на оставшиеся месяцы или годы в одну из престижных по тем временам богаделен для персональных пенсионеров союзного значения.
Мечтой таких вот ветеранов первой категории был тогда партийный дом для престарелых в Переделкино. Заслуги второй степени могли привести их обладателя в сходное, но попроще заведение в Кузьминках, но этого исхода он почему-то побаивался, постоянно повторяя: “Лучше дома умереть, лучше дома”.
Все мои попытки разговорить его о захвате власти на Камчатке разбивались о непонятную эту фразу, подобно волнам империализма, которые, как выразился Сталин, бессильно бились о могучий утес первой в мире страны социализма. На втором часу бесплодных расспросов я готов был уже бессильно опустить руки и задуматься в основном над тем, чем заменить явно ускользавшую тему, ради которой я с Камчатки к Ларину и прилетел. Командировка представлялась провальной, а в этом печальном случае пришлось бы самому расплачиваться за авиабилет в два конца, что равнялось тогда моей месячной зарплате.
Спасение пришло странно и внезапно. Ларин в очередной раз с тоской глянул на свое заявление, где кроме всего прочего говорилось о заслугах по налаживанию внешней торговли Дальнего Востока, потом вдруг схватил меня старческими, но цепкими пальцами за полу джинсовой куртки, а другой ладонью как-то ностальгически провел по самим джинсам в районе коленки: “Такие, точно такие штаны нам Свенсон за пушнину и рыбу привозил, – с восторгом прошептал он, – целую шхуну пригнал. Весь город одели и на материк отправляли!”.
Сладость джинсовых воспоминаний эликсиру вечной молодости была подобна. Ларин складно и, почти не запинаясь, поведал о суровом детстве, о разгоне рабочей демонстрации во Владивостоке и еще о многом из того, в чем непременно следовало просветить

широкие читательские массы в день революционного юбилея.
А вот к джинсам он возвращаться уже не хотел, хотя с высоты прожитых мной с той поры лет, это комичное воспоминание ценнее всего остального. Выходило, что скудное население Камчатки первым открыло джинсовую эру на просторах Евразии!
Знаменитый на Тихом океане калифорнийский купец Свенсон, конечно, и с Чукоткой торговал, но первый рейс сезона он совершал все же на Камчатку, поскольку к Беринговому проливу в апреле шхуна пробиться еще не могла. Благодаря этому негоцианту джинсы в российскую жизнь впервые и вошли. Так что состарившиеся ныне московские стиляги, перекупавшие искомые штаны у иностранцев возле “Метрополя” и “Националя” после ХХ съезда КПСС, когда за несанкционированные контакты уже не сажали, опоздали с внедрением моды на четыре десятка лет. Не всегда же Москве в локомотивах прогресса раскатывать, надо и заслуги дальних окраин признавать!
От того же Ларина я узнал, что при батюшке-царе в Америку с Камчатки уплыть никакой проблемы не было. Разного рода народ без труда за Тихий океан перебирался. Одни за счастьем, другие подработать, а политссыльные до Февральской революции в бега ударялись через Аляску или Калифорнию, потом через Атлантику домой возвращались и в конце концов революцию сотворили, не ведая, куда она их заведет.
При сходе на берег одна забота была – сто долларов предъявить. Немалые по тем временам деньги расценивались как первичный капитал, без него в Новый Свет не пускали. Потому беглецы и додумались несколько зеленых бумажек с портретами президентов на всю, так сказать, честную компанию запасать, по очереди их американцам показывать, а потом всякими ухищрениями обратно на борт передавать.
Раз-другой сошло с рук, а потом однажды сразу дюжина неудавшихся эмигрантов обратно к камчатским вулканам на том же пароходе вернулась. Этим иммиграционный чиновник поглазастей попался, заподозрил что-то и принялся при появлении нового кандидата в граждане Северо-Американских Соединенных Штатов тайком карандашные пометки на банкнотах оставлять и номера сличать. Очередного предъявителя полисмены сразу уводили в сторонку, а потом загнали всех неудачников на тот же пароход и отправили обратно. Пришлось им через Владивосток по транссибирской магистрали на запад шкандыбать. Кое-кто в джинсах от Свенсона до самого Кремля добрался и на врангелевский фронт в них же уходил, а потом и в Тур

Скачать полный текст в формате RTF