Лидия ГРИГОРЬЕВА

ДВА РАССКАЗА

СТАНИЦА ЛОНДОНСКАЯ

Сергей Стрепетов, крупнотелый, представительного вида блондин тридцати восьми лет, врач-консультант одной из лондонских клиник, вышел в небольшой вестибюль концертного зала, не дожидаясь антракта.
Исполнительница русских романсов, кумир бывших советских людей, оказалась женщиной иссякшей и обескураживающе безголосой. Слушать ее, все еще изыскано гибкую и элегантную, старательно маскирующую неуместными подвываниями старческую дряблость некогда сильного голоса, было подлинным мучением. Знакомые мелодии и слова заглушал выдаваемый за позднюю страсть, усиленный микрофоном, жестяной, дребезжащий шепот. Иногда пение полностью подменялось вялым и невнятным речитативом, очевидно в расчете на добрую память и терпеливую любовь бывших соотечественников, истосковавшихся в Лондоне по знаковым фигурам из ушедших в прошлое времен.
Его терпение иссякло.
Он оставил в зале жену с сестрой, которые держались изо всех сил, ничем не выдавая столь очевидного разочарования. Из чувства женской солидарности, может быть.
В вестибюльчике снятого устроителями зала, тесного и душного, набитого в этот раз доверчивой публикой до отказа, было чуть посвежее из-за распахнутых в вечнозеленую английскую осень дверей. Он постоял на пороге, любуясь налившимися уже в позднем ноябре бутонами японской камелии, расплескавшей свои лоснящиеся глянцевые листья у каменной изгороди, увитой крупнолистным изумрудным плющом. Низкие тучи ползли почти по крышам окрестных домов, обдирая о них свои тяжелые ватные бока. На мгновение он почувствовал легкий сердечный спазм: словно бы набрякшая влагой воздушная подушка легла на лицо. Не климатит ему в Лондоне, не климатит...
Да и под потолком его просторного лондонского дома, купленного в рассрочку на двадцать лет, уже давно и регулярно собираются грозовые тучи. Многолетний брак трещит по швам, как узкое платье на располневших бедрах. Может все и вправду происходит от излишней сытости, сказали бы московские подруги его жены, заглянув за порог ее безбедной лондонской жизни. Собственно говоря, она никогда и не бедовала...
Кира Стрепетова, привыкшая с детства сама выбирать, все, что ей надо: профессию, мужа, дачную местность или марку автомобиля, не говоря уже об одежде и мебели, оказалась в ситуации, которую сочла для себя оскорбительной. Педагог-логопед широкого профиля, защитившая диссертацию по особенностям устной русской речи, читавшая в московских театральных вузах лекции, ставившая правильное произношение и поправлявшая артикуляцию многим актерам, а в последние годы и амбициозным, косноязычным пар

ламентариям, она, в самом расцвете своей карьеры, оказалась не у дел. И перестала быть единственной хозяйкой и владычицей своей судьбы.
Переезд Сергея Стрепетова в Лондон, по приглашению крупного клинического центра, вызвал к жизни, дремавшие доселе в семейных недрах, брызжущие кипятком словесные гейзеры споров, укоров и уговоров, и даже фонтаны слезных брызг, чего уж он и вовсе не мог ожидать от своей самолюбивой и самоуверенной жены. Выказывать слабость было не в ее характере. Она и воссоединится-то с Сергеем соизволила только через три с половиной года, после его отъезда. И то, что она, в конце концов, выбрала семью, пожертвовав московской обжитой, обширной жизнью, давало ей повод время от времени выставлять мужу неоплаченные, по ее убеждению, счета с перечнем своих жертвенных закланий. По его, мужниной, милости.
Сергею порой казалось, что она, нажившая в Москве солидный капитал общения, принципиально не хочет снять здесь с него причитающиеся проценты. Он, конечно, догадывался каково ей было на пике умственных и физических сил чувствовать себя в кругу немногих английских знакомых безъязыкой, безграмотной неумехой. Она была слишком горда, чтобы позволить себе говорить с ошибками, а приходилось...
Не идти же ей, в самом деле, твердила она, на курсы, совершенно не нужного ей в основой профессии, английского языка! Не сидеть же за одной партой с богатыми китайскими студентами или беженцами из Бангладеш! Окруживший ее острым частоколом звуков, рвущих голосовые связки, этот невыносимый, режущий слух английский раздражал ее. И его господство в стране ее вынужденного, как она считала, проживания склонна была воспринимать, как насилие над собой, как вторжение в устоявшуюся, спокойную жизнь незваного агрессора, посягнувшего на ее личную свободу.
Чем быстрее росло их личное благосостояние, тем больше поводов она находила для горьких упреков процветающему на своей профессиональной ниве, с детских лет свободно владеющему английским, мужу.

Сергей подошел к стойке, где распродавались диски гастролерши (СиДи! слушай! – как славно шутили в России), купил одну из лучших записей былых времен, когда она еще пела дуэтом со старшим братом. Очень скоро ее брат, от свалившейся на них нечаянной и быстрой славы, тяжко запил и навсегда выпал из пев

Скачать полный текст в формате RTF