СИНЯЯ ТЕТРАДЬ

“Вот эта синяя тетрадь
С моими детскими стихами...”
А.Ахматова

Василина СТЕПАНОВА, Красноярский литературный лицей

РАССКАЗ

Лене посвящается

Брошенный возле телефона портфель. В холодильнике – не тронутый суп. – Где же она? Куда бежать? Где искать? Уже темно. Опускаются руки? Г-Д-Е О-Н-А? Раньше такого не было никогда. Инна приходила всегда вовремя. 11. Ее нет... Что случилось с ней?! Где искать ее, любимую, родную, знакомую, кажется, до самых сокровенных мыслей? 12 лет вместе... неразлучно, только вдвоем: мама и доча. Только вдвоем, только вместе, как две подружки... Ведь всегда было понимание и доверие! Что же сейчас? Что сломала я, приведя в семью нового человека? Такого любимого, хорошего? Такого... своего для меня? Где же ее искать?
Хлопнула дверь.

Подъезд. Заплеванный пол. Это мой. Родной подъезд. Раньше – такой добрый, веселый... Не хочу. Не хочу домой! Не пойду. Куда-нибудь подальше отсюда! На улицу! Она меня предала! Я ей доверяла! Делилась всем! А она... Зачем он ей? Разве плохо было нам вдвоем? Я же ей помогала! Еще годик-другой – работать бы пошла! Ненавижу его! Почему он отбирает у меня маму! НЕНАВИЖУ!!!

Хлопнула дверь. Но шагов не было. Тишина. С лестницы – ни звука. Дверь хлопнула еще раз. Неужели она?.. К окну! Да, ее фигурка, не перепутать ни с кем! Но ПОЧЕМУ? Почему она не идет домой? Бегом по лестнице! “Доча! Доченька!” – срывается голос. Инна бежит еще быстрее...

Подальше, быстрее, от этого знакомого, такого любимого голоса! Убежать, забыть! НЕ ДУМАТЬ! Ну, ПОЧЕМУ она так? Я ведь ее люблю... Шаги невольно затихают. Стою. Не оборачиваюсь.

Остановилась. Замерла. Вроде вот она рядом, и где-то не здесь. Как будто и не моя дочка, а взрослая, чужая. Подбегаю. Страшно окликнуть... Беру за застывшие в невидимом плаче плечи. Прижимаю. Плач взахлеб: “МАМА!”

Дочка еще спит... Маргарита Юрьевна заставляет себя приняться за дела. Еще утро. 8 часов. Ей сегодня не спится, хоть и выходной. Сегодня должен прийти Он. Так они договаривались. Но... вчерашние слезы, слова: “Я люблю тебя больше всех!” Вчера Нюська так и заснула, держа по-детски руку мамы, тихонечко всхли

пывая, боясь не то потеряться, не то потерять... Но Он... По кухне расползается едкий запах. Быстрее выключить плитку! Подняла крышку кастрюли – нет воды... Такое случалось с ней чуть ли не первый раз... “Что же делать? Объяснять ей, настаивая на своем? Ведь Я все-таки взрослая, она ДОЛЖНА меня слушаться!” – подумала Маргарита Юрьевна и тут же оборвала себя – “Не должна. Ведь я сама ее учила делать так, как подсказывает сердце, а не как велит сильный... Как я могла так подумать?”... Но Он... Маргарита Юрьевна только назвала мысленно его имя, как все потеплело внутри... С ним так хорошо. Надежно. Защищенно. Как он слушает! Они не виделись уже несколько дней, сегодня он придет... Маргарита Юрьевна налила в кастрюлю воды, поставила чайник.

– “Мам... я до вечера. К Люде. А вы с ним тут... говорите. Вернусь к 10”. – хлопнула входная дверь.
Откуда она узнала, что он придет? Когда проснулась? Почему не поела ничего? Неужели так все и будет? В дверь постучали.
– Кто?
– Я, не ждешь разве? – Дверь распахнулась. – А я так спешил, торопился! Инна дома? Знает, что я приду?
Улыбка пропала. Ей едва удавалось держать себя в руках.
– Ты проходи... завтракать будем... у подружки она... – (ой, у подружки ли? – подумалось невольно).
– Ну, у подружки, так у подружки. Значит, в другой раз. Я так хотел увидеть тебя, чудо мое!
Он не заметил усталых слов, грустных глаз...

Мама стоит задумавшись. В кухне едкий дым. Видимо думает о нем. Наверное, он придет сегодня. НЕ ХОЧУ его видеть. Мамочка! Я хочу быть только с тобой! М-А-М-О-Ч-К-А... Когда я так сказала? Мне было страшно, и я закричала: “Мамочка!” – ты услышала, выскочила на улицу, босиком и в платье, как была: прижала меня, успокоила, а потом мы вместе гладили оказавшегося совсем не страшным, а старым и ласковым пса Амура. А потом вместе, взявшись за руки, пошли домой, пили чай, я взахлеб рассказывала, как подралась с Митькой, потому что он нехороший, а ты внимательно слушала, как будто это было самым важным для тебя, услышав, что он заплакал, нахмурилась. А когда я добавила, что он плакса, поставила чашку. “Мама?” – “Подумай сама”. И заговорила о чем-то другом. Я всегда так верила тебе! Зачем нам еще кто-то? Ты говорила, что любишь меня больше всех! Помнишь? Что я – самая лучшая для тебя. Пусть не такая аккуратная, как Оля, но ТВОЯ. Что же теперь? Ты не любишь меня? Он нужнее? Ты даже не окликнула, когда я сбегала по лестнице. Ты никогда не разрешала мне гулять до 10, а сейчас ничего не сказала! Неужели, теперь это для тебя неважно?! Мамочка моя...
Иду быстро, рывками, так умею только я. Двигаться ровными точными быстрыми линиями. Столкнулась с друзьями. Раньше я бы обрадовалась этой встрече. Пошла бы с ними. А сейчас не могу, не хочу, чтобы кто-то знал.
– Инка, ты чего? Что такое, пушистик?
– Ничего, все нормально, – как страшно глядеть в такие добрые глаза.
– Ой, не все, и не нормально... – это, конечно Сашка. Она всегда все понимает. Но...