Вопросы не ушли. Мы их только заговорили. И как прежде затыкали уши догматами, так теперь готовы закрыть “трещинами рассудка”, хотя он у нас целехонек и покрепче толстовского. Всё брата в нем почувствовать не можем. Самого близкого, потому что самого доверчивого и бесстрашного, который за нас свои вопросы задает и ограждает нас. Ереси побаиваемся, хотя отец Георгий Флоровский без шутки говорил, что их у всякого отца сыщешь, кроме, может быть, очень осмотрительного Григория Богослова. А Г.-К.Честертон шутил, что если вам не хочется нарушить хоть одну заповедь, значит, с вами что-то неладно.
И я вспоминаю, как на самом исходе лет митрополит Антоний Блум все звал к бесстрашию, все остерегал нас от испуганного желания повторять чужое и неусвоенное, все напоминал нам, что древние не страшились задавать вопросы и потому находили ответы. А мы слишком долго живем на готовом и окаменяем его своим нечувствием и равнодушием, страшась Восьмого собора, как антихристова, хотя он, может быть, был бы свидетельством нашей любви к Истине и понимания нашей ответственности перед Богом.
Придет новая толстовская годовщина, новые писательские “Встречи” и опять кто-то с горячностью первооткрывателя спросит: почему на могиле Льва Николаевича нет креста? И не пора ли разрешить этот “вопрос”. И ему не придет в голову, как не приходит никому из нас, что крест ставится на церкви и отмечает душу, которая была церковью, невестой Христовой. Ведь если правильно-то, по Христову закону смотреть, то под каждым крестом наших кладбищ – храм. Может быть, разрушенный, поруганный, но храм. А мы уж с вами кого-кого ни перехоронили и, поди, и сами часто думали: сколько же раз мы надругались над крестом, воздвигая его не то, что над пустыней, но прямо над злом, над врагом Христовым.
А тут лежит без креста человек, искавший Христа до последнего часа, отдавший поиску Истины жизнь, человек со своей Гефсиманией и своей Голгофой.
Это могила высокой честности, выбора, мужества. Могила – вопрос. К нам, к церкви, к человечеству. Самая русская могила, потому что вера всегда давалась нам страданием. Это наше вечное “Верую, Господи, помоги моему неверию”.
Я думаю, когда мы начнем отвечать с настоящей любовью и состраданием, крест из семени нашей любви и нашей веры, покаяния и молитвы, из семени яблока с древа познания однажды вырастет на этой могиле сам.
И мы поймем самое непостижимое, что древо познания и древо жизни в вечности одно. А все дело в том, кто подает тебе яблоко.

г. Псков

ДиН память

Николай ГНЕДИЧ

А.С.ПУШКИНУ, ПО ПРОЧТЕНИИ СКАЗКИ ЕГО О ЦАРЕ САЛТАНЕ И ПРОЧ.

             Пушкин, Протей
Гибким твоим языком и волшебством твоих песнопений!
             Уши закрой от похвал и сравнений
             Добрых друзей;
Пой, как поешь ты, родной соловей!
Байрона гений, иль Гете, Шекспира,
Гений их неба, их нравов, их стран –
Ты же, постигнувший таинство русского духа и мира,
Пой нам по-своему, русский баян!
             Небом родным вдохновенный,
Будь на Руси ты певец несравненный.

ДУМА

Печален мой жребий, удел мой жесток!
    Ничьей не ласкаем рукою,
От детства я рос одинок, сиротою:
    В путь жизни пошел одинок;
Прошел одинок его – тощее поле,
На коем, как в знойной ливийской юдоле,
Не встретились взору ни тень, ни цветок;
    Мой путь одинок я кончаю,
    И хилую старость встречаю
    В домашнем быту одинок:
Печален мой жребий, удел мой жесток!