Лауреаты Астафьевской премии
Владимир ТИТОВ
СОСТАРЬ МЕНЯ
* * *
...Und es neigen die Weisen
Oft am Ende zu Schonem sich.
Holderlin
все так старо, и лепеты, и плачи,
и яблонь осторожное цветенье,
и что теперь тебя переиначит
над тенью смертной и посмертной тенью?
грядущее качнется одиноко
китайским фонарем, опустошая
копилку чувств лихим переворотом,
сминая слух и зренье заглушая;
состарь меня, ты возвратишь иное:
значенье – свету, и опасность – речи,
и растворится донышко глазное,
как ярмарка, прекрасному навстречу...
* * *
как будто здесь – все то, что не взошло
из суеты, как вышивка, не вышло,
гляди теперь, как на воду неслышно
роняют цвет сирени тяжело;
мой колокольчик – память о тебе...
сирени, погибающей от жажды,
один и тот же крестик время дважды
не вышьет, и ему не по себе
от повторенья – не вещей, потерь...
они и суть, наверное, теченье
недолгого дыханья в облаченьи
надежды – прежде, милости – теперь...
АГИОГРАФИИ
дай, Господи, чтоб речь,
как высота колодцев,
взошла до самых плеч,
сухая речь праотцев...
что мне с того, что слеп
пустыни плат горячий –
вечерний влажен хлеб,
поруганный и зрячий;
что мне, что речь суха,
как маковинка, – птица
до ветхого стиха
летит, не сторонится,
на радонежский дар,
натруженный и хрупкий...
и пляшет Иордан
над головой голубкой...
* * *
край неба лилов на закате,
игрушечный воздух твою
вдруг голову нежно охватит,
к остывшему склонит жнивью,
земля молчаливей немого,
и ты ей словца не скажи –
лежи, и не ведай иного,
чем гнутое плечико ржи,
забудь, ничего не осталось,
ущербно стоит над лицом
пречистого воздуха жалость –
обидой, объятьем, венцом...
ПСАЛОМ XXII
псалом Давида; пастырь мой Господь,
нужду отъемлет как воспоминанья
от фотоснимка – даты ли, названья –
лишь пыли полыхающей щепоть
от образов заслезных; на лугах,
стоящих, как воротца, вертикально,
при лужице – я там, и Ты, недальний, –
в одном дыханье, в четырех шагах;
мне сила Твоя тело при душе
как нитка, держит, и дорожкой, склоном
во имя Твое буковкой и словом
ведет к благодеяния меже,
нет страха, нет, покуда в ночь рука
безглазая по-детски осязает
Твои опоры, и войти дерзает
душа из тени смертной в облака;
в Тебе покой, и если, тяжела,
передо мной чужими голосами
шумит толпа с неровными глазами, –
дай силы не уйти из-за стола,
но чашу переполни дождевой
водой, захочешь – с капелькой елея,
и в доме посели Твоем, жалея,
и доброты дай камешек живой...