Игорь КУНИЦЫН

ИНЕЙ

* * *
Темнеют дорога и поле,
Морщинится водная гладь.
Сгоняем чайковского, что ли?
Сгоняем, чего ж не сгонять.

Огонь пожимает плечами,
И чахнет в молчаньи густом,
И млеет от крепкого чая
Нутро, обливаясь теплом.

Со дна металлической кружки
Глядит голубая звезда,
И крошки пшеничной горбушки,
При всплеске, всплывают со дна.

Ты тоже при розовом свете
Ещё не погасших углей,
Заметив подробности эти,
Над кружкой склонилась своей.

Мы выпили целое небо
Глотками, звезда за звездой,
С чаинками, с крошками хлеба,
С речной кипячёной водой.

* * *
Оставьте доктора в покое,
Над чаем с долькой пирога
Сидит он средь больничных коек,
Когда за окнами пурга
Деревья гнёт, и заметает
Дорожки все, не выйти в ночь.
Оставьте доктора, он знает,
Как самому себе помочь.
Скрежещут стертыми зубами
Кровати, мокрые от слез,
И плавает, над головами
Больных, дымок от папирос.
Звучит негромкая музыка,
Не спиться доктору никак,
И сладко пахнет ежевикой
Пирог, и это не пустяк.
Больной, как тень, проходит мимо,
Всю ночь горит настольный свет.
Оставьте доктора, он в зиму
Печальной музыкой согрет.

АРХАНГЕЛЬСК

Я приеду в свой город на несколько дней,
Где по слухам давно отменили трамваи,
Где в морозную почву вбиваются сваи
И дома, как грибы, вырастают на ней.
Всё пугливей, всё тише становится лес,
Превращаясь в траву, исчезая совсем.
Я вернусь в этот город лишь только за тем,
Чтоб к нему навсегда потерять интерес.

В моей памяти тонут в глубоких снегах
Голубые скамейки, столбы и дороги,
Пешеходы плывут средь сугробов, как боги,
Словно небо у них расплескалось в ногах.
Я бреду в темноте мимо жёлтых витрин,
Ледяных городков и уснувших фонтанов,
Средь дешёвых кафе, дорогих ресторанов
С разноцветным играющим светом внутри.
Пожилые жилые в округе дома
В синих шапках из дыма и льда, и тумана.
Что ещё сохранила в глубоких карманах,
Моя память, наверно, не помнит сама.
Где-то в самых далёких её уголках
Затерялись мосты над замёрзшей Двиною,
Корабли у причалов на зимнем постое
И печальное серое небо в глазах
Моряков заступивших на сонные вахты.
Только море не спит у чужих берегов,
Где на палубах рыболовецских судов
Глохнет рыба от русского мата.
До Норвегии, словно четыре шага,
Нынче здесь завтра там, говорят мореходы
И уходят на месяц, на два, на полгода,
А иные уходят туда навсегда.
А иные – не вспомнить ни лиц, ни имён,
Только так – мы здоровались в школе
при встрече –
Жали руки, сходились в подъездах под вечер
С горькой “примой”, с холодным креплёным
вином.
Расставались под утро друзья не друзья,
Просто знали друг друга и молоды были.
Облака над Архангельском белые плыли
Слишком низко, по шапкам деревьев скользя.

* * *
На меня глядят туманно
Старики в пижамах синих.
Я хожу и неустанно
Разговариваю с ними.
Знаю, их волнует иней,
Что с утра блестит на клёнах,
То, как их пижамы, синий,
То, как их тоска, зелёный,
То, как их палата, белый.
Знаю, их волнуют клёны,
И встают они несмело,
И глядят в окно влюблённо.

г. Москва