Ее висок так хрупок и так нежен...
Я позабуду, как ее берег,
И выпуклые капли крови свежей
Возьму на руки с самых милых щек.

Это так щемило, потому что казалось нереальным – всё: мои эмоции, мой поступок, удивление от того, что это сделал я. А Снежанна не общалась со мной двое суток. Потом мы объяснились. Но до сих пор я не вижу в том инциденте никаких причин для размолвок. Подумаешь тоже! Из-за красивой п... города сжигают. А я всего лишь разбил поднос.
Тот момент оказался переломным. События сблизили нас, она приоткрылась, обнаружила брешь в стене... Я пригласил ее танцевать медляк – она не отказалась. “Мы могли быть друзьями”. Ну-ну. Красота, укутанная тряпками, подобно мумии, зарытая в скрытности и робости, доводящей до лицемерия, выражающая свои ликованья словами “ух ты” и “клёво” – удел загорелых плейбоев, катающихся на джипах и играющих в волейбол. Снежа оказалась не весталкой и нимфой, а разборчивой и зажатой. Она сама переживала от этого и боялась не выйти замуж. Милая! Сейчас-то ты можешь сказать, для кого ты осталась сухой под дождем?! почему не сгорела в костре? И – ради всего святого! – зачем ты напялила эти розовые штаны?!
Подводные движенья её застенчивой и праведной души остались для меня нераспознанными. Я судил о женщине как о мужчине. Но что я еще мог делать? У меня просто не было опыта. Страсть пошла на убыль. Вино любви выветрилось на сквозняке. Я познакомился с ее родителями и ее далматином, я увидел Снежанку, танцующей по полу с пылесосом. Крошащей салат. Таскающей на плече мотыгу. Вяжущей банный веник. От недели к неделе наважденье слабело, угасало, а потом и вовсе рассосалось.
Сердце мое обезлюдело незаметно.
Чтобы окончательно развязаться с этой историей, я расскажу еще о своем втором звонке Надеждиной А.Г., телефон которой хранился в моей питерской записной книжке. Скрипучий голос, плохо идентифицируемый как с мужским, так и женским полом, сообщил, что “калека совсем свихнулась, перестала узнавать близких”, а сейчас проходит курс лечения в муниципальной психиатрической клинике. Неизвестно, выйдет ли она оттуда когда-нибудь.

г. Иваново

Наиля ЯМАКОВА

ВЕСНА

Не надо, не надо вопросов.
Опричнин, Чечни и мужчин
В бушлатах высокого роста.
На небе – огромные звезды.
Под небом – Казань, Сталинград.
Так просто, так, Господи, просто.
Вода и кровавая простынь.
Так, Господи, я невпопад.

Сгорают кремлевские звезды.
Сгорают советские звезды.
И – вниз пионерские звезды
До вспаханной черной земли.
Проходит двухтысячным томом,
Проходит двухтысячным годом,
Тот май – электрическим током,
И были кровавыми роды –
Но те коммунальные воды
Уж в Лету давно отошли.

По гландам березовым соком.
По почкам морозовым павлом.
Запомни, ни слова о главном.
Нас вёсны бьют точно поддых.
Зовут коммунальные пёзды
На подвиги для молодых.
Таких же, как мы, узколобых.
Таких же, как мы, узкоглазых.
Таких же, как мы, узкобедрых.
На нас отдохнула природа,
Победу одержит добро –
Поспорим с тобой на щелбан?
Том Сойер, бульдог, барабан.

Тот май! Маршируют бушлаты.
Тот май! Маршируют уроды.
Мы с ними одной ведь породы.
Ломай меня, как когда-то
На небе – огромные звезды.

И стыдно, и страшно, и пылко.
И ландыши, и пулемет.
Она ведь все сразу поймет:
И в чьей бороде снуют мыши,
И кто тронет тоненький лед.
Ворованным воздухом дышит,
Военные песни поет.

г. Санкт-Петербург